Пуля для следователя - Фридрих Незнанский

— Кто пригласил? — поинтересовался Турецкий.

— Мэр позвонил, Евгений Афанасьевич. Там снова было прекрасное застолье, непринужденное веселье, красивые женщины, причем не те, которых я видел в прошлый раз. Одна из них, Татьяна, мне особенно понравилась, и она отнеслась ко мне благосклонно. Я, рисуясь перед ней своей удалью, выпил лишнего, вдобавок меня опьянила ее доступность, поэтому я забыл обо всем на свете. Как говорится, потерял контроль над собой… остальное вы, наверное, знаете.

— Нет, только догадываемся. Поэтому лучше расскажите.

— Начальник УВД прислал мне с курьером кассету. По телефону сказал с усмешкой: «Это тебе сувенир, чтобы не задирал нос. Помни, мы тут все одной крови».

— Теперь следовало ожидать, что рано или поздно они попросят вас о какой-нибудь услуге. Какая была первая просьба?

— Вот про Земцову и была, — вздохнул прокурор.

— Гордиенко звонил?

— Да, Альберт Васильевич. Честно говоря, Татьяна мне очень понравилась, я даже надеялся на продолжение романа. Но, увы, все мои поползновения она встречала в штыки. Так что наша связь ограничилась одним разом.

Александр Борисович закурил, опять походил по кабинету. Сейчас он напоминал льва, готовящегося наброситься на свою жертву.

— Просьбу о трудоустройстве знакомой женщины, да еще на хорошее место, нельзя назвать противозаконной, не правда ли? — сказал Турецкий. — Для такого пустяка не имеет смысла пускать в ход эротическую съемку. Значит, для них это почему-то было важно. Почему?

— Я не стал спрашивать. Во-первых, боялся нарваться на скандал. Во-вторых, мне это было безразлично. Ну просят убрать Земцову. Может, она сама их шантажирует? Может, хотят помочь какому-то своему человеку. Не знаю.

— Ладно, к этому мы еще вернемся. А вот о чем-то явно противозаконном, о таком, что претило вашим принципам, они просили?

Лоб Селихова покрылся испариной.

— Просили, чтобы я отобрал у Поливанова два дела, которые он вел. Про убийство троих предпринимателей и про фальшивые доллары.

— Прямо-таки с этого начали? — недоверчиво посмотрел на допрашиваемого Александр Борисович и, не дождавшись ответа, сказал: — Хорошо, положим, что так. Попросили — значит чего-то боялись. А откуда они узнали, что Юрий Поливанов почти довел дело до конца?

— Ну я им рассказывал, — произнес после паузы прокурор и добавил: — Немножко.

— На этот раз вы знали, какие причины заставляли Гордиенко просить об отстранении успешно работающего следователя?

— В общих чертах. Он сказал, что там случайно оказались замешаны его знакомые, достойные люди, которые могут невинно пострадать.

— И вы поверили?! — вырвалось у Светланы.

— А что мне еще оставалось делать!

— Да есть много вариантов, как себя вести в подобной ситуации. Вы выбрали такой — не идти на обострение отношений с шантажистами. Выполнять их приказания, лишь бы оставили в покое. И все же есть основания полагать, что это была не первая их просьба.

Прокурор насторожился, а Турецкий иезуитски медленно достал и стал закуривать сигарету.

— Если вы помните, Виктор Николаевич, в свое время я спрашивал вас про отсутствующие в отобранных у Поливанова делах документы, — в частности, меня интересовал договор купли-продажи контрольного пакета акций зеленодольского металлургического, который якобы приобрел некий Балясников. Тогда вы сослались на неряшливость Поливанова, его неумение содержать бумаги в порядке. Теперь, Виктор Николаевич, я могу совершенно официально заявить вам, что этот договор, за который якобы проголосовало общее собрание акционеров, Юрий Павлович вам передавал. — Заметив, что прокурор хочет что-то сказать, Турецкий попросил жестом не перебивать его. — Договор был передан вам, есть совершенно точные подтверждения. Так что если кто и мог потерять его, то только вы, а уж никак не Поливанов. Благо Юрий Павлович понял, с кем имеет дело. Поэтому сохранились нотариально заверенные копии с этого и других документов… Вы желаете что-то спросить. Наверное, хотите узнать, откуда у нас появились эти материалы? Узнаете на суде.

— Меня сейчас арестуют?

— Нет! — жестко отрезал Турецкий. — Дадите подписку о невыезде. И боже вас упаси пересказывать кому-либо содержание нашего разговора.

Старшину милицейского СОБРа Артюхина хоронили с воинскими почестями. Стоял безветренный, морозный день. После салюта оружейные дымки подолгу неподвижно висели в воздухе. На похороны явился весь свободный от дежурства личный состав. На поминки же из коллег остались только капитан Росляков и майор Шаповалов. Не такие уж близкие они были погибшему Вячеславу люди, пошли же, чтобы уважить его родственников. А то все начальство сразу разъехалось, все собровцы сейчас находятся в командировке в Чечне. Неудобно получится — служил человек в милиции, а милиционеров на поминках нет.

Народу в двухкомнатной квартире набилось битком. Тесно, душно. Через час начали расходиться. И Росляков, и Шаповалов, сказав по поминальному тосту, тоже собрались уходить. Вдова Артюхина, Елена, вышла в коридор проводить сослуживцев мужа. Они сказали, чтобы в случае любой надобности обращалась к ним за помощью, оставили свои координаты. Узнав, что Росляков работает в дежурной части, Елена сказала:

— А ведь это я вам тогда звонила и сообщила про убийство следователя. Будто случайно его увидела.

Они не сразу поняли, что речь идет о Юрии Поливанове. Тогда Елена рассказала, в каком угнетенном состоянии Вячеслав вернулся в тот вечер домой и заставил ее пойти позвонить из телефона-автомата в милицию.

На следующее утро у Шаповалова прихватило сердце, хотя раньше никогда не болело. Жена Николая Михайловича хотя и не медик по образованию и ничем никогда не болела, однако очень увлекалась всякими лекарствами и знала, что в каких случаях нужно принимать. Оставила мужа дома и, строго-настрого приказав никуда не выходить, побежала на работу, откуда звонила каждый час и справлялась о самочувствии.

Николай Михайлович лежал и вспоминал Артюхина. Есть все-таки люди — не винтики. Выполнял парень приказы командования как положено, а внутри все бурлило от негодования. Вот и сгорел. Шаповалову ли его не понять. Многое знает из тех непотребств, которые творятся у них в милиции, а молчит. Правда, от этого уже совсем невмоготу, того и жди, сорвешься. Сейчас он самому себе напоминает того сказочного мальчика, который владел монаршим секретом и кричал ночью в яму: «У царя Траяна ослиные уши». Человеку необходимо выговориться, излить душу, иначе она засохнет, погибнет. Если бы Шаповалов мог рассказать все, что ему известно о закулисных махинациях милиции, земля бы перевернулась.

А ведь шел-то он сюда за романтикой. Привлекали его борьба за справедливость — задержание бандитов, погони, стрельба. Конечно, тут без крови не обойдешься, но ведь должен же кто-то бороться со злом. Поначалу так и складывалось: были и погони, и задержания, и наказание порока, и триумфы по этому поводу. В Зеленодольске раньше тоже была нормальная обстановка. Она могла показаться рутинной. Однако, когда с приходом нового начальника УВД, Гордиенко, положение изменилось в худшую сторону, можно оценить прежнюю и считать ее нормальной. С появлением Гордиенко о романтике милицейских будней пришлось забыть. Теперь люди шли сюда работать только для решения своих проблем.