Долгое время. Россия в мире. Очерки экономической истории - Егор Гайдар

Завоевав аграрное государство, новая элита из кочевников должна была предпринимать действия, направленные на придание устойчивости своей власти. Рано или поздно ей приходилось восстанавливать упорядоченную систему изъятия прибавочного продукта у земледельцев, учитывающую ограничения налоговых изъятий, характерные для стабильных аграрных обществ. Если победившие кочевники продолжали относиться к оседлому населению как к охотничьему трофею, объекту вымогательства и грабежа, их господство оказывалось недолгим[426].

Елюй Чуцай, один из китайских советников Чингисхана, задолго до окончательного покорения Китая говорил: “Хотя мы империю получили сидя на лошади, но управлять ею сидя на лошади невозможно”[427]. Победителям пришлось спешиться и занять ся управлением покоренными государствами. В Китае довольно быстро восстанавливается традиционная китайская система налогового администрирования. В Иране упорядочение системы изъятий прибавочного продукта заняло больше времени. Это происходит лишь в начале XIV в., после налоговой реформы Хасана[428]. Сама логика устройства аграрного государства, специализация меньшинства его населения на насилии, уязвимость крестьянского хозяйства, необходимость контроля за уровнем налогообложения, риски, связанные с переобложением, заставляют бывших кочевников-степняков на протяжении исторически короткого времени – жизни одного-двух поколений – восстанавливать или воссоздавать институты, характерные для аграрных цивилизаций до их завоевания.

Еще одно последствие завоеваний – радикальное изменение в положении самой кочевой элиты, пришедшей к управлению земледельческим государством. До его завоевания степное сообщество малостратифицировано, воины-кочевники налогов не платят. Теперь они стали правящей верхушкой, стоящей над многократно превышающей ее по численности крестьянской массой. Это положение порождает две диаметрально противоположные тенденции. Предводитель межплеменной конфедерации, удачливый военачальник заинтересован в воссоздании характерной для аграрного общества жесткой иерархии. Большинство его сподвижников, напротив, стремятся сохранить элементы привычной кочевому обществу военной демократии[429]. Там, где побеждает первая тенденция, возникает централизованная империя, в которой кочевая элита получает набор привилегий. Если сильнее оказывается вторая тенденция, формируются феодальные режимы с характерной для них децентрализованной системой изъятия прибавочного продукта и организацией насилия. Сохранить старые институты нестратифицированного общества кочевников в обоих случаях оказывалось невозможно.

Радикальное изменение стиля жизни – переход от кочевой жизни в степи к оседлости, отказ от кочевого скотоводства как основного занятия – влияет на потомков бывших кочевников, кардинально изменяет их установки: утрачиваются навыки, связанные с кочевой жизнью, скотоводством, набегами на соседей. Несмотря на усилия правящей верхушки сохранить их, время берет свое. История дает нам много примеров постепенного упадка боевых навыков среди кочевников, некогда завоевавших аграрную империю. Теперь у них другой баланс стимулов. Набеги соседей из степи на крестьян, производящих для осевшей на землю новой элиты прибавочный продукт, подрывают налоговую базу аграрного государства. Утратив мобильность, растеряв свои прежние военные преимущества, они через несколько поколений оказываются в том же положении, что и аграрные государства перед завоеванием и падением, испытывают такое же давление со стороны степи.

Степные завоевания регулярно “перепахивают” социальные структуры аграрных цивилизаций. Но и в зонах оседлого земледелия, и в степи организация этих структур в своих основных чертах остается неизменной. Две части евразийского мира сосуществуют рядом, торгуют и воюют друг с другом на протяжении десятков веков. Мир степных кочевников-скотоводов взаимодействует с миром аграрных земледельческих цивилизаций, оказывает серьезное влияние на его жизнь и развитие, но сам по себе не порождает долгосрочных динамических процессов, сил, способных устранить характерные для аграрных цивилизаций преграды на пути ускорения экономического роста.

Масштабная аномалия аграрного мира, изученная и документированная лучше, чем история горцев и степных кочевников, – мир античного Средиземноморья. Благодаря европоцентризму исторической науки середины XIX в. именно его история рассматривается как центральная в изучении докапиталистического развития. Из нее черпают представления об аграрных цивилизациях, поворотных точках в их становлении и эволюции.

Основной элемент античного феномена – способность на века преодолеть одну из ключевых проблем аграрного мира: несовместимость крестьянского труда и военного дела. Чтобы оградить себя от специализирующейся на насилии элиты, крестьянскому сообществу необходимо обладать способностью к самоорганизации, умением своими силами обеспечить порядок и самооборону. Тогда средства, которые необходимо тратить на эти функции, может определять само крестьянское сообщество исходя из своих потребностей. Они будут меньше податей в аграрных монархиях, взимаемых в пользу правящего класса, или дани, которую приходится платить сменяющим друг друга разбойникам. Чтобы подобная социальная организация стала возможной, крестьянской общине необходимо выработать механизм совместного принятия и исполнения решений, который не даст скатиться к анархии, открывающей дорогу “мобильному бандитизму”. Учитывая слабость коммуникаций в аграрном обществе, надо понимать, что люди, принимающие решения, должны уместиться на центральной площади поселения. Небольшому самоорганизующемуся сообществу, которое обязано защищать себя, это легче сделать в защищенной горами долине у морской бухты, чем на континентальной равнине. Шансы на устойчивость такой организации выше, когда в общине доля занятых вне сельского хозяйства и обладающих полезными для военного дела навыками больше обычной для аграрного общества. Если горные районы и великие степи создали базу для специфических форм организации общества, характерных для горцев и скотоводов-кочевников, то античный феномен связан с морем. Морей много. Но лишь в Средиземноморье возникла особая, оказавшая серьезное влияние на развитие человечества форма общественной организации – полисная демократия. Акватория Средиземного моря уникальна: изрезанная береговая линия, множество островов, удобные бухты и гавани, откуда можно совершать неблизкие плавания, не теряя из виду сушу[430], почти нет приливов и отливов. Мореходство на Средиземном море начинается уже в 4‑м тысячелетии до н. э., когда появляются неолитические поселения на Крите. Морской транспорт при технологиях аграрной эпохи выгоднее и удобнее сухопутного. В античные времена стоимость перевозки груза через все Средиземное море с востока на запад была примерно такой же, как перевозка товара по хорошим римским дорогам на 75 миль. Благодаря низким транспортным расходам в Средиземноморье в торговый оборот были вовлечены значительные объемы товаров массового потребления[431] в отличие от сухопутных караванных путей, где торговля велась в первую очередь предметами роскоши, которая мало влияет на жизнь подавляющей части крестьянского населения[432]. Рыболовство, дополняющее ресурсы продуктов питания, поставляемых земледелием и скотоводством, получает в Средиземноморье широкое распространение, способствует развитию мореходства[433]. К тому же разнообразные природные условия позволяют жителям приморских территорий специализироваться на различной сельскохозяйственной продукции, использовать преимущества разделения труда. Здесь возникает средиземноморская триада: производство зерна соседствует с возделыванием на больших площадях оливок и винограда[434].