Случайная вакансия - Джоан Кэтлин Ролинг

И правда, те обрывки фраз, которые он уловил из спора Кей с Майлзом, создали у него стойкое ощущение дежавю; если бы не Мэри, он бы вообразил, что перенёсся в прошлое, в тот пресловутый вечер, когда в такой же обстановке Лиза объявила Майлзу, что он воплощает собой всё общественное зло, и Майлз расхохотался ей в лицо, а Лиза вышла из себя и отказалась дожидаться кофе. Вскоре после того случая Лиза призналась, что спит с ассоциированным партнёром своей фирмы, и посоветовала Гэвину провериться на хламидии.

— Я здесь никого не знаю, — продолжала Кей, — а ты для меня пальцем не пошевелил.

— А что, по-твоему, я должен был сделать? — спросил Гэвин. Он хранил восхитительное спокойствие, гарантированное скорым возвращением Моллисонов и Мэри, а также количеством выпитого кьянти. — Мне эти дебаты насчёт Филдса по барабану. Плевать я хотел на этот Филдс. Не говоря уже о том, — добавил он, — что в присутствии Мэри этот вопрос поднимать рискованно: Барри в совете всеми силами отстаивал сохранение Филдса в составе Пэгфорда.

— Почему же ты меня не предупредил… даже не намекнул?

Он хохотнул совсем как Майлз, но ответить не успел, потому что вернулись остальные, словно волхвы с приношениями: Саманта — с чашками на подносе, за ней Мэри с кофейником, а сзади — Майлз с коробкой шоколадных конфет, которую купила Кей. При виде нарядного золотого банта Кей вспомнила, с каким оптимизмом выбирала эту коробку. Она отвернулась, пряча свой гнев, едва сдерживаясь, чтобы не наорать на Гэвина, и глотая позорные, внезапно подступившие слёзы.

— Всё было чудесно, — услышала она глухой голос Мэри, наводивший на мысль, что она тоже плакала, — но я не останусь на кофе, мне нужно бежать: Деклан немного… немного выбит из колеи. Большое вам спасибо, Сэм, Майлз, мне было приятно… понимаете… ну… слегка развеяться.

— Я тебя провожу до… — начал Майлз, но Гэвин этого не допустил.

— Останься, Майлз, я сам провожу Мэри. Мы с тобой пройдёмся пешком, Мэри. Здесь пять минут ходу. На горке уже темно.

Кей боялась дышать; она вся обратилась в ненависть к этому самодовольному Майлзу, к наглой Саманте, к чахлой, понурой Мэри, но более всего — к самому Гэвину.

— Да, конечно, — услышала она свой голос: все смотрели на неё, ожидая, что она скажет. — Ступай, Гэв, проводи Мэри домой.

Она услышала, как хлопнула входная дверь: Гэвин ушёл. Майлз наливал ей кофе. Она смотрела, как льётся чёрная струйка, и вдруг с болью поняла, что слишком многое поставила на карту, когда перевернула всю свою жизнь ради мужчины, который сейчас уходил в ночь рядом с другой женщиной.

Из окна домашнего кабинета Колин Уолл заметил Гэвина и Мэри. Силуэт Мэри он различил сразу, но, чтобы опознать долговязого мужчину, шагавшего рядом с ней, пришлось дождаться, когда эти двое окажутся в свете фонаря. Неудобно изогнувшись в компьютерном кресле, Колин щурился им вслед, пока они не скрылись в темноте.

Он был потрясён; в его представлении Мэри была затворницей, которая в святилище своего дома принимала только женщин, например Тессу, до сих пор навещавшую её каждый день. Ему даже в голову не приходило, что Мэри способна развлекаться после наступления темноты, да ещё с одиноким мужчиной. Был ли Гэвин допущен проститься с телом Барри? Не сидит ли Гэвин вечерами у камина, в любимом кресле Барри? Неужели между Гэвином и Мэри… возможно ли такое?.. В конце-то концов, такие истории происходят сплошь и рядом. А при жизни Барри… неужели даже при жизни Барри?..

Колин не переставал ужасаться моральной деградации общества. Чтобы оградить себя от очередного шока, он постоянно готовился к худшему — рисовал кошмарные картины безнравственности и предательства, а не ждал, пока истина бомбой взорвёт его наивные заблуждения. Жизнь сводилась для Колина к противостоянию страданиям и неприятностям; все, кроме жены, были ему врагами, пока не доказывали обратное.

У него возникло сильное желание броситься вниз по ступенькам и рассказать Тессе об увиденном: возможно, она бы предложила вполне безобидное толкование этой ночной прогулки и объяснила, что вдова его лучшего друга была и остаётся верной мужу. Однако он не поддался этому искушению, потому что сердился на Тессу.

Почему она проявляет подчёркнутое равнодушие к его решению баллотироваться? Неужели не понимает, какой точки достигла его тревога после подачи заявки? Естественно, он предвидел такие волнения, но от этого мучился не меньше: попав под поезд, не станешь утешаться тем, что видел его приближение. Но Колин мучился вдвойне — от мыслей о будущем и от нынешнего ожидания.

Его новые кошмары клубились вокруг Моллисонов и их предстоящих нападок. В уме он постоянно репетировал контраргументы, разъяснения и оправдания. Он представлял себе, как, зажатый в тиски, борется за свою репутацию. В отношениях с внешним миром Колина всегда преследовали навязчивые идеи; сейчас он и вовсе оказался на грани паранойи, а Тесса притворялась, будто ничего не происходит, и даже не делала попыток снять его жуткое, неодолимое напряжение.

Тесса не одобряла его затею. Наверное, тоже боялась, что Говард Моллисон взрежет набухший волдырь их прошлого и стервятники Пэгфорда сразу растащат по городу леденящие кровь тайны.

Колин уже сделал несколько телефонных звонков тем людям, на чью поддержку всегда рассчитывал Барри. К его удивлению и радости, ни один из них не усомнился в его личных качествах и не учинил ему допрос. Все высказали искренние соболезнования по поводу кончины Барри, а также глубокую неприязнь к Говарду Моллисону. «Сытый, самодовольный ублюдок, — так высказался один из несдержанных на язык избирателей, — хочет сынка своего протащить. А сам лоснился, как масляный блин, когда узнал, что Барри помер». Колин составил для себя перечень основных тезисов в защиту Филдса, но ни разу им не воспользовался. Пока главным доводом в пользу его кандидатуры оставалась дружба с покойным Барри, а также фамилия, отличная от Моллисон.

С экрана монитора ему улыбалось его собственное малоформатное чёрно-белое изображение. Весь вечер он пытался сочинить текст предвыборной листовки, для которой намеревался использовать ту же фотографию, что висела на сайте школы «Уинтердаун»: крупное лицо, грустноватая улыбка, высокий, бликующий лоб. Преимущество этой фотографии заключалось в том, что она давно была на виду и пока не вызывала ни насмешек, ни оскорблений — само по себе положительное обстоятельство. Но под фотографией, где предстояло разместить сведения личного характера, появилась лишь пара обтекаемых предложений. Битых два часа Колин вписывал и удалял какие-то слова и даже вымучил целый абзац, но тут же стёр букву за буквой, нажимая на клавишу «бэкспейс» нервным, судорожным указательным пальцем.

Не в силах больше терпеть нерешительность и одиночество, он вскочил с кресла и спустился в гостиную. Тесса лежала на диване и, судя по всему, дремала под телевизор.

— Что нового? — сонно спросила она, открывая глаза.

— Только что по дороге прошла Мэри. В сопровождении Гэвина Хьюза.