Зов издалека - Оке Эдвардсон

Зов из прошлого, подумал Винтер, принимая у Бейера лист с копией. Цифры: 20/5. Во втором ряду — полусантиметровая черточка и снова цифры: 16.30. Третий ряд: «4 — 23?», после чего пара строк пропущена, а дальше стоит «Л.в. — Х.Т.», причем «Т» обведено кружочком. В правой половине записки какие-то линии, напоминающие карту. Чуть повыше, налево, — крестик.

— Это могло быть картой.

— Горизонтальная линия начинается сразу у «Т», — ткнул пальцем Бейер.

— Дорога… может быть. Улица… или шоссе… или просто линия.

— Что угодно, — кивнул Бейер.

— Время… Шестнадцать тридцать — по-видимому, время.

— А двадцать дробь пять — дата. Двадцатое мая.

— Двадцатого мая в полпятого, — подытожил Винтер. — И что тогда произошло, двадцатого мая? Как думаешь, Йоран? Ты сам мог бы вспомнить, что делал двадцатого мая? — без улыбки спросил он. — Да… придется поломать голову. А можно определить возраст бумаги? И платья?

— Это зависит… Чем старше бумага, тем легче определить возраст. Но этой точно не сто лет, — покосился он на записку. — Методы производства бумаги меняются не так быстро. Проверим с изготовителями. Дальше — качество…

— И все?

— Почти все. Химические методы, ты спросишь? Отпечатки пальцев — да. Не всегда, но можно. Возраст — нет. Пусть пробует ЦКЛ, если они научились определять — двадцать лет бумаге, тридцать или все пятьдесят. Есть и другие эксперты…

— Понятно…

— Если действительно нужно вкладывать столько труда…

— Действительно нужно.

— С одеждой проще. Здесь есть лейбл. Уже одно это намного облегчает работу. Название фабрики мне незнакомо, но это не так важно, даже если ее уже нет в природе. И возраст ткани определить легче, чем бумаги.

— А может, и бумажка того же времени.

— Вполне вероятно. Но пока мы не знаем…

— А что с отпечатками пальцев?

— Есть. Но это пока все, что я могу сказать.

Винтеру вдруг стало грустно. Естественное чувство… Он назвал Бейера археологом… Интересно, что чувствуют археологи, стоя над открытой могилой и перебирая имущество мертвеца? Им, наверное, тоже грустно…

Платьице на столе могло принадлежать Йенни, рыженькой, но вряд ли. Он был почти уверен, что это платье Хелены, но промолчал. Хелена носила его, когда была ровесницей Йенни. Лет двадцать пять назад. Начало семидесятых. Я тогда был подростком. Она носила это платье и зачем-то положила в карман записку. Или кто-то положил. Может, даже в другое время. Зачем? И еще один вопрос — имеет ли это какое-нибудь значение для меня? Думаю — да. Имеет.

— Если ты все же сумеешь примерно определить возраст бумаги, это поможет следствию.

— Насколько примерно?

— Хороший вопрос.

— Я позвоню, — сказал Бейер и пошел по комнате, выключая приборы и гася лампы. — А сейчас мне надо паковаться.

— Куда ты собрался?

— В Сундсваль. Только на один день. Лекция.

— Такая острая необходимость?

— Не будь занудой, Эрик. Ребята работают с твоим… с нашим делом. Всем требуется иногда луч света.

— Я так понимаю, лекцию читать будешь ты?

— Естественно. Кто лучше меня прочитает?

— О чем?

— Создание и организация эффективного технико-криминалистического подразделения.

— А твои-то уже знают, как этого достичь?

Винтер поставил машину у «Консума» в Мольнлюке и прошел через узкий проход между супермаркетом и целым рядом лавок, торгующих видеофильмами, книгами и канцтоварами. В одной из них продавали косметику и продукты здорового питания. Каша из отрубей с ароматом мускуса. Он попробовал представить результат такого неожиданного альянса и не сумел.

Проход вел на площадь. В ровном осеннем освещении она казалась двухмерной, словно вырезанной из камня. Голубое небо было ясным и холодным. Осень полностью вступила в свои права. Провал между летом и зимой постепенно заполнялся сухими заморозками и четкими, далеко разносящимися звуками — ломаешь спичку на одном конце площади, слышно на другом.

Направо был вход в почтовую контору. Винтер встал у дверей и внимательно осмотрелся. Налево — массив супермаркета «Консум». Наискосок — ресторанчик под названием «Паб Джекки». Прямо перед ним — большая, не меньше семидесяти пяти метров в диаметре, площадь с высаженными, как в парке, тут и там кустами. В дальнем правом углу площади — восьмиэтажный жилой дом с магазинами часов и подарков на первом этаже. Направо от площади — еще одна улица. Там он заметил логотип Сберегательного банка и небольшой магазинчик цветов. Значит, так… люди с площади идут либо направо к парковке, либо налево, в магазины. Он вышел на середину площади и обернулся. Окна почтовой конторы занимали не меньше двадцати метров фасада. Присел на лавку — отсюда тоже неплохо видно.

Винтер направился к пабу, но до открытия оставалось еще три часа.

Здесь тоже неплохой обзор. Можно зайти в паб, сесть на высокий табурет, вон тот, у окна, и наблюдать за почтой.

Он фланирующим шагом еще раз пересек площадь и зашел в почтовую контору. Сразу за дверьми располагался довольно большой зал с почтовыми боксами. Двести пятьдесят семь штук. К кассам вела еще одна дверь. Это хорошо. Не сразу зайдешь, не сразу выйдешь.

Пока квартплату за Хелену Андерсен никто не вносил. Если этого не произошло часом раньше… Но это было бы каким-то особым невезением.

В середине кассового зала стоял письменный стол. За ним сидело трое — заполняли бланки.

Одним из троих был Бергенхем. Он поднял глаза, равнодушно посмотрел на Винтера и вернулся к своему бланку.

В самом дальнем конце кассового зала висела табличка «Банковская информация и сервис». Здесь не было никаких пуленепробиваемых стекол и защитных люков — клиентов обслуживали в крошечной декоративной хижине, выкрашенной красной фалунской краской, придававшей ей вполне пасторальный вид.

На стене между «информацией и сервисом» и кассой № 1 была установлена видеокамера. Винтер взглянул украдкой — хорошо. Серая. Под цвет стены, только черный глазок медленно движется из стороны в сторону.

Вторая камера помещалась над кассой № 3, прямо над табличкой «Советы — бесплатно». Он вспомнил, что не обратил внимания на объявление у входа «В помещении ведется видеонаблюдение». Отлично. Если он не обратил, значит, и другие не обратят.

У Винтера словно вынули затычки из ушей — он внезапно услышал голоса. Напряжение отпустило. Будто кто-то резко повернул регулятор громкости. Вокруг, оказывается, кипит жизнь. Двое детей, устав ждать, пока их родители сделают свои дела, начали петь. Слов песни он не разобрал. Люди заходят и уходят. Жизнь кипит. Бергенхем теперь перешел к полке с канцтоварами и внимательно рассматривает пачку конвертов А5. Каждый имеет право тщательно выбрать конверт. Винтер довольно долго не отводил от него глаз, но Бергенхем даже не взглянул в его сторону.