Лара. Нерассказанная история любви, вдохновившая на создание «Доктора Живаго» - Анна Пастернак

8 июля 1957 года[447] Харари писала Марку Бонэм-Картеру, издателю Collins: «Я написала Максу Хейуорду, чтобы попытаться выяснить, в каком состоянии придет к нам перевод, и подробнее расспросить о нем. Я определенно не думаю, что он выдаст просто черновик. Но полагаю, что кому-то придется просматривать то, что он будет сдавать, и на данном этапе трудно судить, насколько это будет нуждаться в шлифовке». Харари написала Хейуорду, что Collins готов подписать с ним контракт на перевод, поскольку издательство уже почти завершило переговоры с Фельтринелли. После озвучивания гонорара, который издательство ему предлагало – две гинеи за тысячу слов «как минимум», – Харари углублялась в технические трудности перевода книги: собрание стихотворений Живаго представляло собой настоящую головную боль для переводчика:

«Что касается стихов[448] – я еще не подобралась ни к одному и не представляю, как это сделать, пока не будут готовы транскрипции. Однажды попыталась сама транскрибировать одно стихотворение и поняла, насколько это ужасно трудно. Полагаю, идеальным решением было бы, чтобы вы транскрибировали стихи и привлекли поэтов, например, Одена и некоторых других, чтобы те внесли завершающие штрихи (за исключением некоторых, которые лучше полностью предоставить Боура). Но нам меньше всего нужно задерживать вас в переводе прозы: чем раньше будет готова книга, тем лучше.

Так что мы должны найти другое решение. Может быть, что-то переведет Катков? Это, кстати, стало бы способом что-то заплатить ему за его долю работы над книгой – которую в ином случае было бы трудно определить».

Харари и Хейуорд поочередно переводили главы романа, состоящего из 160 000 слов, затем проверяли работу друг друга. «Макс прочитывал страницу[449] по-русски, а потом писал ее по-английски, больше не глядя в текст… затем оба переводчика устраивали перекрестную проверку и сверяли объединенную версию с оригиналом».

23 июля 1957 года Харари писала Бонэм-Картеру: «Что касается стихов[450] в конце книги, Макс предлагает выпустить их, и я, должна сказать, склонна с ним согласиться. Проблема – найти подходящих переводчиков, да так, чтобы не оскорбить Боура, и завершить все это за разумное время, – кажется гигантской, а роман способен прекрасно стоять на собственных ногах и без стихов, которые всегда можно опубликовать отдельно, если успех романа породит такую потребность. Но самое неотложное – это опубликовать роман как можно скорее».

«Доктор Живаго» был опубликован в Англии в сентябре следующего года вместе с собранием стихов Живаго. Оксфордские мастера воздали Пастернаку должное, впечатляюще выдержав непростое испытание – перевод стихов «Юрия Живаго» на английский.

В то время как официальное издание романа шествовало по странам и континентам, Пастернак даже не представлял, что его книга также ведет полную драматизма тайную жизнь, достойную сюжета шпионского триллера. В начале января русскоязычная рукопись «Доктора Живаго» прибыла в штаб-квартиру ЦРУ в Вашингтоне в виде двух бобин микропленки. Британская разведка снабдила американских коллег копией романа. В докладной записке Фрэнку Уизнеру,[451] который руководил секретными операциями ЦРУ, глава «советского» подразделения управления аттестовал книгу как «самое еретическое литературное произведение советского автора, написанное после смерти Сталина».

ЦРУ загорелось идеей выпустить русское издание романа в рамках своей международной кампании по распространению произведений, способных противодействовать коммунистической идеологии. «Доктор Живаго» подходил для этой цели идеально; отчасти из-за запрета, наложенного на «Живаго» в Советском Союзе, отчасти потому, что слухи о номинации поэта на Нобелевскую премию, давно циркулировавшие на Западе, усилились после итальянской публикации романа.

В рамках одной из инициатив холодной войны американские и британские спецслужбы договорились, что «Доктора Живаго» следует опубликовать по-русски, но британцы потребовали, чтобы это было сделано в США. ЦРУ предположило, что от русскоязычного издания, выпущенного в Соединенных Штатах, в Советском Союзе с большей легкостью отмахнутся как от пропаганды. И тогда было решено, что публикация в маленькой европейской стране будет выглядеть более правдоподобно.

Участие ЦРУ в выпуске русскоязычного издания должно было привлечь к книге внимание всей мировой общественности. Но во внутренней служебной записке, написанной вскоре после выхода романа в Италии, сотрудники ЦРУ рекомендовали рассматривать его как претендента на мировую славу и почести, такие, например, как Нобелевская премия. Роль ЦРУ в операциях с участием «Доктора Живаго» была поддержана на высшем правительственном уровне. Эйзенхауэровская администрация Белого дома[452] передала ЦРУ эксклюзивный контроль над «эксплуатацией» романа. Американцы опасались, что, если русские узнают руку «кукловода», это может иметь катастрофические последствия для Пастернака и его семьи. В ЦРУ поступил приказ «сверху»: продвигать книгу «как литературу, а не пропаганду «холодной войны». Однако книги становятся оружием. Если литературное произведение было запрещено в СССР за вызов, брошенный «советской реальности», то агентство хотело гарантировать, что это произведение окажется в руках советских граждан.

В 1956 году ЦРУ профинансировало создание в Нью-Йорке издательского дома Bedford Publishing Company. Его заявленной целью были переводы западных литературных произведений и публикация их на русском языке. Айзек Пэтч, первый глава Bedford Publishing, говорил о своей тайной работе: «Советская публика,[453] которая подвергалась воздействию пресной пропаганды, изголодалась по западным книгам. Мы надеялись с помощью своей книжной программы заполнить вакуум и открыть дверь свежему воздуху свободы и либерализма». Среди книг,[454] которые издательство переводило и распространяло, были «Портрет художника в юности» Джеймса Джойса, «Пнин» Набокова и «Скотный двор» Оруэлла. ЦРУ даже планировало набрать русский текст в Соединенных Штатах, используя необычный кириллический шрифт, американское происхождение которого было бы невозможно отследить. На титульной странице было предложение поставить штамп Гослитиздата. Главой этого издательского проекта был назначен американский издатель Феликс Морроу.[455] Он работал с нью-йоркскими печатниками Rausen Brothers, специализировавшимися на русскоязычных текстах.