Нейропат - Р. Скотт Бэккер

В серебристой поверхности диска отражалось незнакомое, искаженное мукой лицо.

— Слушай внимательно, Том. Ни за что, ни в коем случае не трогай этот диск. Ты меня понял? Ты можешь…

— Что, если это он, Сэм? — прошептал Томас.

Он швырнул телефон на диван, на четвереньках пополз по ковру, лежавшему на полу гостиной. Сгорбившись над плеером, вырвал оставшийся кусок пленки. Телефон трезвонил без умолку, но почему-то был почти не слышен. Неземной покой снизошел на Томаса.

Встав на колени перед телевизором, он онемевшими пальцами взял пульт.

Телефон перестал звонить. Казалось, нечем было дышать. Диск с негромким жужжанием закружился в прохладной утробе.

Вспыхнул экран.

Диван показался твердым — словно из нержавеющей стали, словно стол коронера.[42]

— Том! — осторожно позвал кто-то.

Сэм.

Он отнял руки от лица. Сэм склонилась над ним, в глазах ее стояли слезы. Джерард возвышался за ней, лицо его было сурово отрешенным и… Каким же все-таки было его лицо?

— Это был он, Том? — спросила Сэм. — Это был Фрэнки?

Томас вздрогнул и выдохнул, словно двумя ударами скальпеля ему рассекли легкие. Сколько еще мог он вытерпеть?

«Неплохо бы проверить давление», — шевельнулась какая-то жалкая мысль.

— Том, — еле слышно прошептала она.

— Нет, — хрипло ответил он.

«Пока нет…»

Он вспомнил, как Нейл издевался над ним во время экзаменов:

«Слушай, ты, идиот, задействованный участок твоей памяти не предназначен для одновременного выполнения разных заданий. Это же тебе не компьютер. Надо делать все по о-че-ре-ди».

— Телепроповедник, — объяснил он. — Джеки Форрест.

«Потом мой мальчик».

У Сэм брызнули слезы. Она бросила нервный взгляд на Джерарда, который сохранял каменно непроницаемое лицо.

Сколько правил она нарушила, поймал себя на мысли Томас, когда переспала с ним? Уж конечно, меньше, чем влюбившись…

— Что же теперь делать? — непривычно беспомощным голосом спросила Сэм.

Джерард угрюмо посмотрел на нее.

— Дождись Атты, — сказал он. — Что еще?

Агент Атта не заставила себя долго ждать. Август ворвался вместе с ней — не свет августовского солнца, только жара.

— Еще скажите, что вы не смотрели.

Томас сидел на диване, Сэм пристроилась рядом. Агент Джерард встал с лестницы, почесывая в затылке.

— Что вы намерены делать, агент Атта? Что намерены делать вы? — спросил Томас, глядя не на нее, а на собственные ладони.

— Вы только одно и твердите, профессор, — ответила Атта. — Где это?

— Все еще в устройстве, — сказал Джерард.

— Zarba, — пробормотала Атта, становясь на колени перед широким экраном.

Высунулась кобура и что-то металлически тяжелое в ней. Свет экрана мелькнул на ее потных щеках, затем пошло изображение. Неясные очертания то попадали в фокус, то исчезали из него, словно они наблюдали за чьей-то борьбой под черными шелковыми простынями. Мгновенная вспышка — мелькнула тень какого-то мешка — кажется, с цементом, — и Томасу удалось разглядеть название какой-то лавки хозтоваров.

— Там… Видите? Название на этом мешке?

— Проверим, — бесстрастно сказала Атта.

Томас, нахмурившись, посмотрел на Сэм.

— На пленке с Халашем были такие же врезки, — объяснила та. — Фирменные этикетки на упаковках с каких-то распродаж. Но, когда мы проверили их, оказалось, что они собраны со всей страны. Эта сволочь играет с нами, профессор. Подбрасывает искусственные наживки, чтобы мы попусту тратили силы.

Все новые и новые очертания появлялись и таяли во мраке. Картинка подпрыгнула, словно камера наткнулась на обломки кораблекрушения. Томас наблюдал за каждой мельчайшей подробностью с той же тревогой, что и в первый раз. Непонятно почему, но от знания, что он не увидит Фрэнки, все делалось только хуже.

Хотя если бы он…

«Все это нереально. Просто все эти вещи и люди существуют только у меня в голове…»

Неожиданно картинка стабилизировалась. Вглядываясь, Томас различил нечто наподобие собачьей конуры с цепью… Конура стояла в подвале, заваленном всяким хламом. Человеческая фигура неуклюже двигалась в полумгле, явно позабыв о следящем за ней объективе.

— Аллилуйя, — прошипели динамики, будто слово это само вынырнуло из «белого шума».

Человек отшатнулся, затем пьяно рухнул на колени. Теперь он рыдал.

— Аллилуйя…

Свет вспыхнул ярко и внезапно, как прожектор, направленный из засады тюремной охраной. Человек развернулся к камере. Томас, словно со стороны, услышал собственные всхлипывания, как в первый раз, когда он понял, что это не Фрэнки… а Джеки Форрест, вытянувший руки, словно прокладывая путь сквозь толпу папарацци. Голова его была перебинтована, как у Халаша, и утыкана какими-то серебристыми винтами.

— Ты, — возмущенно плюнул он. — Ты не можешь причинить мне боль! Я знаю, куда я иду! Я видел!

— Ты видел?

Вопрос буквально потряс проповедника. Гнев и ужас попеременно мелькали на его лице.

— Я следую вере! — Он вытер подбородок и безумно улыбнулся. — Вера — это суть того, на что мы уповаем! — воскликнул он трепетным баритоном, который столь многие проповедники приберегают для библейских цитат. — Уверенность в невидимом!

— Значит, вера без свидетельств и есть свидетельство?

— Тебе этого никогда не понять, ты — сукин сын! — прорычал Джеки. — Пока ты не будешь корчиться в адском пламени! Тогда твоя аго…

— Агония? Ты это хотел сказать?

Джеки снова изо всех сил смачно плюнул. Потом встал, его снова потянуло назад, и он неуклюже повалился на пол. Темное пятно мочи и фекалий расползлось вокруг. Он хотел было вскрикнуть, но вместо этого его вырвало.

Джеки обмяк.

— Сук… сы… — всхлипывал он. — Сук… сы…

— Позови его.

Джеки свернулся, как зародыш.

— Па-жа-луйс-с-с-та! — прошипел он.

— Ну позови, позови его.

— Па-жа-луй-с-с-с-та, Боже! — взвыл он. — ПА-ЖА-ЛУЙ-С-С-ТА!

Какое-то время Джеки беспомощно ползал по полу, потом подпрыгнул, словно кто-то неожиданно легонько ударил его по плечу. Так он стоял, дико озираясь, затем медленно повернул лицо в сторону света, идущего от камеры. Предплечьем он вытер нос, забыв про вымазанное дерьмом лицо.