Седьмая жена - Игорь Ефимов

Он постоянно ощущал приятный холодок в груди, какую-то незнакомую пустоту. Отдаленно это напоминало счастливые мгновения школьных лет, когда звонок уже прозвенел, а учитель все не появляется и не появляется. Задержали? Или заболел? Урок отменят? И что же делать с этой внезапно свалившейся свободой?

Казалось, что это опустевшее место было занято когда-то золотым петушком из сказки, непрерывно посылавшим его в течение четырех недель отбивать многоликую смерть – то из волн, то из ветра, то с востока, то с запада, то сверху, то снизу. А теперь этот петушок, этот намахавшийся указкой учитель, то ли заснул непробудно, то ли вообще пропал навеки. Но в приятном холодке, оставшемся на пустом месте, таилась еще и жуть ненужного покоя. Ему хотелось, чтобы золотой учитель, чтобы петушок с указкой вернулся. Или чтобы кто-то другой занял его место. И чтобы привычно послал его в завтрашний день. Потому что он почти забыл, куда они плыли. И зачем.

Мысли его блуждали только в прошлом. Будущее было отделено дамбой непроницаемого сейчас. Там, за дамбой, все было расплывчато, тревожно, испещрено тайными тропами Горемыкала. Туда не хотелось. В прошлом же можно было бесконечно скользить по знакомым проливам, рекам, озерам, прудам. Снова и снова его заносило в залив, называвшийся жена-5. В какой восторг она пришла бы, если б увидела его сейчас. Как накинулась бы лечить, обхаживать, спасать. Что за несправедливость судьбы – иметь двух мужей, четырех детей, и всех – с отменным здоровьем? Правда, детей от первого брака вполне здоровыми назвать было нельзя. Но болезнь у них была такого сорта, что лечение их никакого удовольствия не могло ей доставить.

Все же это было нечестно со стороны жены-5 – даже не попытаться приготовить Антона заранее. Они вернулись из недельного свадебного путешествия, разбирали чемоданы, бродили по дому (мужу-5-1 так и не удалось отсудить его – шалишь, руки коротки!), поднимали шторы, сталкивались на лестнице и в коридорах, мимоходом целовались, бежали дальше. Детей должны были привезти на следующий день от тети Кларенс.

Что-то показалось Антону странным в приготовлениях жены-5. Почему нужно было запирать на ключ все дверцы и ящики буфета? Привинчивать винтами настольные лампы? Прибивать ковер к полу гвоздями? Ведь он своими ушами слышал, своими глазами видел метеорологического толстяка на экране телевизора – никаких штормов, никаких смерчей острый глазок спутника не обнаружил в их краях. Уж не землетрясения ли она опасалась?

– Я знаю, что делаю, – говорила жена-5 печально и загадочно. – Поверь мне.

Он все понял в первые же пять минут. От подъехавшего такси до матери, вышедшей с распростертыми объятиями на крыльцо, было всего каких-нибудь тридцать футов шелковистого газона, но дети так и не сумели преодолеть их.

Семилетний сын-05-2 (пасынков и падчериц Антон решил помечать нулем) выскочил из правой дверцы и начал быстро-быстро перебирать ногами, не дожидаясь, чтобы твердая земля коснулась подошв его кед. Конечно, упал. Это дало время девятилетнему сыну-05-1 выскочить из левой дверцы (проезжавший по улице хлебный фургончик должен был при этом шарахнуться к кустам на противоположной стороне), обежать автомобиль, отстучав барабанную трель на багажнике, и рвануться к финишу без соперников. Но пробежать мимо лежащего братишки и не ткнуть его лицом в траву – у кого хватило бы спортивной выдержки? А младшему только и нужна была эта секунда: он ухватил старшего за щиколотку руками, нацелился зубами.

Оба покатились по траве.

Мать бежала к ним, чтобы разнять.

Но они сами вдруг вскочили на четвереньки и уставились на кошку на соседнем газоне. Кошка, почуяв беду, глухо завыла. Братья понеслись на нее, не поднимаясь с четверенек, заливаясь лаем. Кошка обрела балетную невесомость и взлетела на соседскую магнолию, едва коснувшись когтем коры. Только здесь, под чужим деревом, среди лая и воя, удалось жене-5 поймать своих сыновей, расцеловать, увести в дом мимо ошеломленного Антона.

– Это называется повышенная возбудимость, – объясняла она два часа спустя, когда уморившиеся дети заснули среди разбросанных на полу вещей, подсунув под щеку один – заводной автомобильчик, другой – два позолоченных кирпича «Британники». – В общем-то очень распространенное сейчас расстройство. Им страдает каждый десятый ребенок в стране. Разбитые чашки, разбитые носы – это бы все ничего. Главная беда – им трудно сосредоточиться на чем-то надолго. Трудно учиться. В классе они поднимают шум, мешают другим. В прошлом году директор школы заявил мне, что он не допустит их до занятий, если я не начну давать им риталин. Но это слишком сильное лекарство. Дети от него становятся как истуканы. Одна знакомая рассказывала, что ее семилетнего сына довели риталином до попытки самоубийства. Да-да, он съел ложкой почти полную коробку соли. Он мог заживо просолиться изнутри. В больнице ему промывали желудок целый час.

Повышенную возбудимость нужно было лечить не лекарствами, а диетой – так считала жена-5. Все эти искусственные добавки к еде, все новые вещества, все красители, ароматизаторы, увлажнители, окислители – вот что сводит детей с ума, превращает в диких зверенышей. Если сын-05-1 в очередной раз разбивал головой цветочный горшок, сразу же после наложения повязок и пластырей ему устраивался подробный допрос: что ты ел за завтраком? что давали на ланч в школе? не залезал ли без спроса в холодильник? Лучше сознайся, чтобы мы узнали, чего нельзя покупать. Маринованный огурец, шоколадная конфета, свиная сосиска, засахаренный ананас – виновный всегда находился. И его немедленно вносили в черный список подозреваемых или осужденных продуктов, запрещенных к вносу в дом.

Антон с тревогой ждал рождения дочери-5-3. Они уже знали, – о, чудеса медицинских прорицаний! – что это будет дочь, и заранее обсуждали разные способы защиты ее от неуправляемых братьев. Кроватка должна быть прикреплена к полу болтами – это само собой. Но не следует ли добавить и решетчатую крышку на замке, чтобы девочку нельзя было без спроса извлечь для каких-нибудь игр. Два года назад младший загляделся на мать, поливающую цветы. «Зачем я это делаю? Чтобы они выросли большими-большими». Через день его застали поливающим телевизор, велосипед, солдатиков. Не может ли эта поливальная мания возродиться в нем при виде маленькой сестренки? А как быть с их последней страстью – раскрашиванием? Ведь они пускают в ход не только акварельные краски и мелки, купленные им, но даже материнскую косметику. Где гарантия, что в один прекрасный день они не доберутся до ребенка, не накрасят ей губы, щеки, ресницы?

К изумлению родителей, все страхи оказались напрасными. В присутствии сестры мальчики благоговейно утихали. Не дать подержать ее на руках – это стало наказанием, которого они боялись больше всего. Они напоминали матери, что подходит время кормления, они требовали, чтобы им рассказывали результаты последнего визита к педиатру, они спорили из-за очереди катить коляску, менять пеленки, взвешивать, купать. Споры прекратились только с появлением на свет дочери-5-4. Теперь у каждого было по сестре, и в доме разлилась какая-то уже почти елейная атмосфера взаимной заботливости, услужливости, терпимости, какое-то несбыточное благолепие, каким может быть награждена разве что семья из рекламного фильма, только что купившая правильный холодильник.