Украина. Мифы и правда истории - Валентин Александрович Рунов

Возможно, одной из причин такого поворота было то, что советские власти и историки тщательно скрывали факт голода 1933 года, «скромно» говоря только о некоторых перегибах, случившихся на селе в период коллективизации. Поэтому необходимо более детально разобраться в причинах этого голода и, в частности, украинского голодомора, ставшего очередным яблоком раздора между русским и украинским народами.

Прежде всего нужно признать, что исследователи соглашаются с тем, что в 1932 и 1933 годах на Украине, Кубани и Поволжье засухи, как одной из формальных причин голода, не было. В подтверждение этому К.Е. Ворошилов, побывавший в Северо-Кавказском крае летом 1932 года, в письме Сталину от 26 июля писал: «Климатические (метеорологические) условия текущей весны и лета на Северном Кавказе были исключительно благоприятны». Известный в свое время шотландско-канадский специалист по пшенице Эндрю Кэрнс, объехавший весной — летом 1932 года основные сельскохозяйственные районы СССР, включая Украину, указал на проходившие дожди и не привел никаких сведений о природных катаклизмах типа засух, наводнений и т. д. Он отмечал, что, хотя зерновые хлеба вокруг Киева и Днепропетровска были довольно бедными, цвет пшеницы говорил о том, что она вовремя получила необходимое количество осадков. Аналогичную ситуацию наблюдал этот ученый и на Кубани. Специалистами в отношении погодных условий Поволжья в то время отмечалось, что в 1931 году была средняя засуха в районе городов Саратова и Сталинграда, но в 1932 году никакой засухи не было. По их мнению, этот год можно охарактеризовать, как «благоприятный для урожая всех полевых культур».

На этом основании можно сделать вывод, что голод 1932–1933 годов — это не результат стихийных бедствий, а закономерное следствие ошибок в аграрной политике Правительства СССР и ответной реакции на нее крестьянства, в том числе и украинского.

Уже 1930 год — год сплошной коллективизации — в ряде районов Украины, Северного Кавказа, Сибири, Нижней и Средней Волги был отмечен продовольственными затруднениями ввиду срыва хлебозаготовительной кампании 1929 года. И это при том, что в 1930 году вследствие исключительно благоприятных погодных условий в зерновых районах страны был собран рекордный урожай, по разным данным от 835,4 млн до 772 млн центнеров). Но даже в этот урожайный год в редакции центральных газет шли многочисленные письма колхозников Поволжья, Северного Кавказа и других районов о тяжелом материальном положении. Основными причинами этих трудностей назывались хлебозаготовки и политика коллективизации. Основания для этого имелись. В 1930 году государственные заготовки зерна, по сравнению с 1928 годом, выросли в 2 раза. Из деревень в счет хлебозаготовок было вывезено рекордное за все годы Советской власти количество зерна (221,4 млн центнеров).

В 1931 году в СССР был получен пониженный урожай зерновых, который по официальным данным составил 694,8 миллиона центнеров. Однако при этом государственные заготовки хлеба не только не были сокращены, по сравнению с урожайным 1930 годом, но даже повышены. Это произошло, прежде всего, потому, что руководители республик, стремясь угодить И.В. Сталину, приняли повышенные обязательства. Точно так же, стремясь угодить республиканскому руководству, поступили местные партийные руководители. Но когда настало время отчитываться по принятым обязательствам, возникла большая проблема.

Методы выполнения планов хлебозаготовок носили характер продразверстки. В деревню вернулись порядки эпохи «военного коммунизма». Местные власти, под давлением вышестоящих органов, выгребали из колхозов и единоличных хозяйств весь наличный хлеб. С помощью «конвейерного метода» уборки, встречных планов и других мер устанавливался жесткий контроль над выращенным урожаем. Недовольных крестьян и активистов безжалостно репрессировали: раскулачивали, высылали, отдавали под суд.

И дело было не только в зерновых. Из-за недостатка фуража, обусловленного последствиями хлебозаготовок, зимой 1931/32 года произошло самое резкое сокращение поголовья рабочего и продуктивного скота с начала коллективизации. По некоторым данным тогда пало 6,6 миллиона лошадей — четвертая часть из еще оставшегося тяглового скота, остальной скот был крайне истощен. Общее поголовье рабочих лошадей и быков сократилось в СССР с 27,4 миллиона в 1928 году до 17,9 миллионов в 1932 году. Поэтому, по данным Наркомзема СССР, в весеннюю посевную кампанию 1932 года нагрузка на одну рабочую лошадь в среднем составила 23 гектара (вместо 10 гектаров до начала коллективизации).

В то же время с целью укрепления материальной основы колхозов, принимается постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 30 июля 1931 года «О развертывании социалистического животноводства». На практике его выполнение вылилось в банальную реквизицию скота с крестьянских подворий. Ответом на эти действия властей стали массовые выходы крестьян из колхозов с требованием вернуть им скот, инвентарь и часть посевов. При этом крестьяне уничтожали оставшийся скот, подрывая тем самым основы не только животноводства, но и продовольственной безопасности. Так, известно, что в результате массовых выходов в первом полугодии 1932 года, число коллективизированных хозяйств в РСФСР сократилось на 1370,8 тысячи, а на Украине на 41,2 тысячи.

В результате всех перечисленных факторов к началу весенней посевной 1932 года советская деревня подошла с подорванным животноводством и тяжелым продовольственным положением населения. Сокращение тягловой силы привело к серьезным затяжкам всех основных полевых работ, снижению их качества. В 1932 году, согласно отчету комиссии ВЦИК, весенняя посевная кампания на Северном Кавказе вместо обычной недели растянулась на 30–45 дней. На Украине к 15 мая 1932 года было засеяно только 8 миллионов гектаров при том, что в 1930 году в это время уже было засеяно 15,9 миллионов, а в 1931 году — 12,3 миллиона.

Но засеять — это только часть дела. Нужно было еще вырастить и убрать урожай, а с этим также дело обстояло далеко не лучшим образом. Крестьянин, лишившись частной собственности, не желал с рассвета до заката гнуть спину на общественном поле. Поэтому известны факты высокого засилья сорняков на полях, засеянных хлебами в 1932 году, низкое качество прополочных работ. Закономерным следствием подобных объективных обстоятельств стали огромные потери зерна при уборке урожая, размеры которых не имели аналогов в прошлом. Так, если в 1931 году, по данным НК РКИ, при уборке было потеряно более 150 млн центнеров (около 20 % валового сбора зерновых), то в 1932 году потери урожая при уборке оказались значительно большими. В частности, на Украине, по некоторым данным, они колебались от 100 до 200 миллионов пудов, на Нижней и Средней Волге достигли 72 миллионов пудов (35,6 % от всего валового сбора зерновых). Таким образом, в целом по стране в 1932 году не менее половины выращенного урожая осталось в поле.

Такое положение стало в том числе и следствием сопротивления крестьян коллективизации. Основная масса колхозников и крестьян-единоличников, имея крайне негативный опыт 1931 года, когда в результате выполнения хлебозаготовок они остались