Стоять в огне - Богдан Сушинский

«Немец, конечно, будет взбираться по самому доступному склону. Где именно? Ага, слева от меня. Если там, внизу, никого не будет… если офицер уйдет… его наблюдателя можно сбить уже здесь, у вершины, и быстро спуститься. Если же офицер останется у подножия — попытаюсь спуститься со стороны дороги. Круто, высоко… Могут заметить с машины».

— Быстрее, рядовой, быстрее!

Цепь ушла, но офицер все еще здесь. Один? Неужели будет торчать, пока этот Штиммерман не вскарабкается на вершину? Какой смысл? В машине у него пункт связи. Он должен быть там. Снять бы. Но сейчас его можно только пристрелить. А это — бой, из которого ему, Громову, не выйти.

Да, если офицер останется здесь, выход один: сбить рядового, открыть огонь по офицеру — и уходить… не к дороге, а в лес. Вслед за цепью карателей.

Чуть приподняв голову, Громов увидел, что на ближайшей поляне тускло блеснула каска. А ведь оттуда немцы могут заметить его. Осторожно, стараясь не выдать себя даже шорохом, Андрей подполз к той зубчатой части склона, по которой он взобрался сюда и по которой, конечно же, будет взбираться немец-наблюдатель.

— Ну что, Штиммерман, готов?

— Так точно, господин капитан! Катушку проверил, связь есть.

«И службу знает», — безо всякой злобы подумал Громов. Хорошо знающий службу солдат вызывал в нем как в офицере уважение даже в том случае, когда это был солдат армии противника.

— Пошевеливайтесь, рядовой, пошевеливайтесь! Что вы взбираетесь на эту горку, словно старый козел на вишню?! Придется устроить всем вам такой урок скалолазания, чтобы у вас и на затылках мозоли повыскакивали! Я — в машине. Жду сообщений!

«Неужели ушел?! Кажется, да… Тогда другое дело. Уже легче…»

Скалолазом немец действительно оказался неважным. Сидя у выступа и приготовив кинжал, Громов мучительно долго выслушивал его кряхтение и бормотание, ощущая, как с каждой минутой волнение его нарастает, как взмокает от предательского пота рубашка на спине и на груди. Мысленно он уже несколько раз отрепетировал захват этого немца, но тот явно боялся высоты. Он все пыхтел, ворчал, проклинал капитана и Курта, который, как понял Андрей, подал идею взобраться на эту гору, и Громова так и подмывало выглянуть и спросить: «Эй, приятель, тебе помочь?» Возможно, оцепенения гитлеровца вполне хватило бы, чтобы смять его. Но все же это было слишком рискованно. Достаточно вскрика этого альпиниста, чтобы оказаться в окружении.

«Что ты разнервничался? — грубовато одернул себя лейтенант. — Там, в доте, ты уже отволновался и отбоялся за всю войну. К тому же тебя уже похоронили. А мертвецу бояться смерти — только сатану смешить…»

Осторожно выглянув, он увидел на последнем выступе не спину немца, а лишь полевой телефонный аппарат, а под ним катушку. Лезет все-таки! Страх перед капитаном сильнее, чем перед «Эверестом» — это понятно. И знакомо. Еще по курсантской роте.

Сначала показались его дрожащие от напряжения руки. Немец вцепился пальцами за выступ и на какое-то время замер, чтобы передохнуть. Потом снова бормотание, шуршание каменистого склона под непослушными ногами… И лишь когда он налег грудью на край площадки, с ужасом увидел прямо перед собой, на уровне глаз, кинжал.

— Быстро наверх! — как можно спокойнее скомандовал Громов. — И ни звука.

Все еще лежа грудью на краю замшелой площадки, немец очумело смотрел на лезвие кинжала и не шевелился. Поняв, что в любую секунду он может опомниться и крикнуть или рухнуть вниз, лейтенант схватил его левой рукой за ремень, и, выпустив кинжал, ребром ладони правой руки изо всей силы врубился в затылок чуть ниже скулы.

Громов уже заканчивал переодеваться в вермахтовскую форму, как вдруг услышал позади себя какое-то движение. Немец, которого он посчитал мертвым, пришел в себя и медленно тянулся к автомату. Лейтенант успел подхватить его на какую-то секунду раньше и, упав на немца, ударил стволом автомата ему в горло, придавил к камню…

Еще не завершив переодевания, Громов подключил проводки к телефонному аппарату и сразу же услышал зуммер.

— Алло, алло! — послышалось в трубке. — Почему не отвечаешь?

— Только что подключил, — едва слышно пробормотал Громов по-немецки. — Подожди пять минут, я сейчас…

«Теперь еще по крайней мере пять минут телефонист будет сдерживать любопытство офицера тем, что у наблюдателя что-то неладное с аппаратом. А потом сюда пришлют солдата выяснить, что произошло. Но ему нужно будет взобраться наверх, чтобы убедиться, что наблюдатель не спит…», — вычислял отведенное ему время Громов, подхватывая автомат немца и спускаясь вниз. Автомат, с которым он пришел сюда, — уже загрязненный, с пятнами ржавчины — лейтенант спрятал в песке под скалой (когда-нибудь он еще мог пригодиться) и, придерживая одной рукой шмайсер, другой — катушку, побежал по опушке леса параллельно дороге, стараясь как можно дальше отойти от того места, где стояла машина капитана.

Полицаи, маявшиеся у шоссейного моста, с удивлением наблюдали за немцем, тянувшим из леса телефонный кабель. Один из них предположил, что, очевидно, немцы хотят подсоединить кабель к проходящей рядом воздушной линии, но другой тотчас же возразил, что немец вовсе не телефонист. Очевидно, вермахтовцы минируют подходы к лесу и хотят где-то за дорогой, в балке, посадить своего минера с адской машиной.

Наверное, полицаи так, безучастно, и наблюдали бы за немцем, но вдруг, у самой дороги, он поманил одного из них пальцем. Тот подбежал. Немец ткнул ему в руки катушку и, показывая на овраг под небольшим мостиком, по которому едва пробивался заиленный ручеек, приказал: «Бистро! Шнель! Пошел!»

Полицай умоляюще посмотрел на оставшегося на мосту старшего полицая, но тот лишь растерянно развел руками: ничего, мол, не поделаешь, немец есть немец.

— Да, попробуй не подчинись, — согласился с ним полицай, поглядывая то на болото, то на свои до блеска начищенные немецкие сапоги. — Тут же и пристрелит.

— Вас?! — рявкнул почти двухметрового роста немец-связист, на котором форма еле сходилась, да и автомат он держал в руке, как детскую игрушку.

— Да иду, иду! Что разваскался, хрен твоему деду?!

Сам немец обошел мост по дороге, а спустившись по ту сторону его, вовсе не спешил отбирать катушку — наоборот, начал подталкивать полицая.

— Туда, туда, русише полицай! Шнель!

— Да он что, до села меня заставит тащить?! — крикнул полицай, оглядываясь на своих. — Ты же старший, Охримюк! Скажи ему!

— А ты ему сам скажи! — придурковато рассмеялся Охримюк. — Дотяни вон до леска! Там и катушка кончится!

— Да, леська, леська… Туда… — подтвердил и тем самым успокоил полицая немец. — Там ест этот… пост, наблюдатель.

— Какой пост? Какой наблюдатель? — снова начал возмущаться полицай, когда на опушке леса немец не остановился, а продолжал поторапливать: «Шнель, шнель!…»