Последняя королева - К. У. Гортнер

– Нет, пусть спят. – Я плотнее запахнула плащ.

В сравнении с суровыми замками Испании дворец напоминал филигранную игрушку. На меня нахлынуло ощущение пустоты, словно это царство садов и смеха, где я родила своих детей и наслаждалась столь мимолетным счастьем, оказалось лишь иллюзией фокусника. Вместе с Беатрис и Сорайей я вошла в дом, который теперь не могла узнать.

* * *

Меня разбудили падавшие сквозь занавески лучи солнца. Приподнявшись на локте, я удивленно огляделась, затем соскользнула с кровати и босиком подошла к окну, раздвинула тяжелые портьеры.

Разноцветные розы в залитом солнцем саду показались мне столь яркими, что у меня заболели глаза, и я отвернулась от окна. Хоть я и хорошо спала, беспокойство мое отнюдь не уменьшилось. Все вокруг казалось чужим, ослепительно-ярким и напыщенным. Неужели когда-то я уютно себя чувствовала в этих покоях?

Вошла Беатрис с завтраком, а чуть позже явилась мадам де Гальвен, как всегда стройная, в пепельно-сером платье и расшитом серебристой нитью безукоризненно чистом чепце. Присев в реверансе, она поприветствовала меня и выразила соболезнования в связи со смертью доньи Аны, чье тело отправили для похорон в Испанию.

Я прикусила губу, сдерживая слезы. Сейчас я все бы отдала, лишь бы моя вечно недовольная дуэнья была рядом.

– Вам что-нибудь нужно от меня, ваше высочество? – спросила мадам, словно нас связывало лишь формальное знакомство.

– Да, нужно. Я хотела бы увидеться с детьми. Приведите их, как только я умоюсь и оденусь.

В моем распоряжении имелся целый гардероб: платья, плащи, головные уборы, обувь. Перед отъездом в Испанию я распорядилась сложить все, что не брала с собой, в сундуки из сандалового дерева, обрызганные лавандой, и убрать на хранение до моего возвращения. Придворные платья, которые путешествовали со мной, безнадежно испачкались, но когда Беатрис спросила, принести ли мне одежду из гардероба в другой части замка, я покачала головой и выбрала черное парчовое платье, которое мы сами сшили из венецианской ткани.

Вместе с мадам де Гальвен и детьми пришел дон Мануэль. В холодном свете дня он выглядел не слишком подобающе для испанского посла. Находясь при дворе императора, он приобрел привычку одеваться по континентальной моде – в дорогой атлас и укороченные панталоны с прорезями, и каждый его палец украшали перстни. Чем-то он напомнил мне маркиза де Вильену, но тем не менее он, сын благородного семейства, служил Испании уже много лет. У меня не было ни малейшего повода испытывать к нему неприязнь, но отчего-то возникло ощущение, будто от него исходит запах тухлого мяса.

Не обращая внимания на изрекаемые им банальности, я повернулась к детям. Передо мной стояли три прекрасных незнакомца. По голубым глазам и застенчивой улыбке я сразу же узнала Изабеллу, которой было уже три года. Высвободившись из моих объятий, она уцепилась за мою руку и стала разглядывать рубиновый перстень, который прислал мне отец по случаю рождения маленького Фернандо.

– У вас есть брат в Испании. – Я улыбнулась детям. – Он надеется скоро с вами увидеться. Мне пришлось его оставить – он еще слишком мал для долгих путешествий. – Помедлив, я подозвала старшую дочь. – Элеонора, милая, подойди ко мне.

Высокая и худая для своих шести лет, Элеонора, слегка помешкав, шагнула ко мне и чопорно присела в реверансе. Я уже хотела спросить, помнит ли она меня, когда она вдруг сказала:

– А tante[31]Маргарита приедет в гости?

Стало ясно, что за время моего отсутствия она привязалась к тетке, с которой провела много месяцев в Савойе.

– Нет, – спокойно ответила я. – Во всяком случае, я ничего об этом не знаю.

Старший сын еще больше удивил меня анемичным взглядом и равнодушием ко мне и вообще к кому угодно, кроме своего главного учителя, епископа Утрехта. Как и Элеонора, Карл односложно отвечал мне, лишь спросил, привезла ли я ему подарок. Застигнутая врасплох, я сняла с пальца рубиновое кольцо.

– Это мне дал твой дедушка в Испании.

Оценивающе взглянув на драгоценный камень, мальчик сунул его в карман камзола и безразлично кивнул. Мне стало не по себе.

– А мне дедушка что-нибудь прислал? – пропищала Изабелла.

Я кивнула:

– Пару жемчужных сережек. Отдам тебе позже.

Я прижала малышку к себе, наслаждаясь ее заливистым смехом. Лишь она одна из всех детей проявила ко мне хоть какие-то теплые чувства.

Встреча оказалась вовсе не такой, как я ожидала. Начав выяснять, в каких условиях живут дети, я обнаружила, что все в полном порядке, хотя им приходилось следовать жестким правилам воспитания отпрысков королевской крови. У Элеоноры имелись собственные фрейлины, за которыми бдительно надзирала мадам де Гальвен. Девочка получала весьма широкое образование – к чему, несомненно, приложила руку моя просвещенная золовка Маргарита. Ни ко мне, ни к моим сестрам никогда не относились столь требовательно, но Элеонора, похоже, была вполне довольна и жаловалась лишь, что тетя так далеко живет. Я пообещала ей, что Маргарита скоро приедет, подавив обиду, что всего два года спустя мне приходится искать расположения собственной дочери. Вряд ли стоило обвинять Маргариту, что та слишком хорошо о ней заботилась.

Утрехт сообщил мне, что у Карла «хрупкое телосложение», чем, видимо, обосновывалось постоянное присутствие армии чиновников вокруг него. Мне не нравилось, что мой сын полностью изолирован от мира, вынужден посещать изнуряющие уроки и подчиняться этикету, согласно которому его даже в уборную должны сопровождать трое слуг. Вспомнив, как мой брат Хуан любил ездить верхом и стрелять из лука и вообще как всем нам нравилось бывать на открытом воздухе, я предложила позволить Карлу обычные для детей развлечения. Епископ возразил, что его высочество будет обучаться всем необходимым искусствам по достижении надлежащего возраста. Неужели мне хочется, чтобы мой единственный сын поранился, размахивая мечом, или упал со своенравной лошади?

– Он не единственный мой сын, – ответила я и вышла, ощущая комок в горле.

Тем не менее я распорядилась, чтобы с сегодняшнего дня все трое детей не менее двух часов в день проводили на свежем воздухе, вдали от книг и прочих обязанностей.

Ожидая возвращения Филиппа, я пыталась приспособиться к однообразной жизни во Фландрии. Гуляла с детьми в саду, когда позволяла погода, вышивала, читала и писала письма, ужинала с фрейлинами. И все это время чувствовала, как в моей душе нарастает ужас.

Наконец дон Мануэль сообщил, что Филипп должен вернуться в мае. В тот день, когда ожидался его приезд, я встала пораньше и позвала Беатрис:

– Помоги мне выбрать платье. И пусть Сорайя принесет жемчужное ожерелье из моего гардероба. Хочу встретить его, как подобает королеве.

Беатрис принесла мне темно-красное платье, скроенное по испанской моде. Я села перед зеркалом, и она расчесала мне волосы, а когда начала укладывать их в прическу, вошла Сорайя. Последовала пауза.