Кавказская Атлантида. 300 лет войны - Яков Гордин
Шрифт:
Интервал:
Катастрофическое внутреннее противоречие ситуации, обрекавшее на провал старания Клугенау, заключалось в противоположности самопредставлений, самооценок главных персонажей. Клугенау явно воспринимает себя как наставника, знающего, как должен Шамиль строить свою жизнь, и уговаривает его как неразумного дикаря, который по неведению сам не понимает, что творит, в то время как он, генерал Клугенау, искренне желает спасти его, Шамиля, его детей и все горские народы.
Шамиля, третьего имама, продолжателя дела неистового Кази-муллы, знатока и толкователя мусульманской премудрости, его знание и фанатичная вера привели к идее неизбежной миссии — объединить народы Кавказа, очистить их бытие от скверны многочисленных заблуждений и повести этот единый и чистый народ к победе над северными завоевателями. Ему, ученику мудрецов, унаследовавших знания всего исламского мира, за спиной которого стояла еще и многовековая воинская традиция, был смешон наставнический тон Клугенау. Но, будучи расчетливым политиком, он в том нелегком положении, в котором оказался после недавних поражений, не счел возможным просто отказать генералу в свидании, лишив себя возможности понять планы и настроения противника.
Не считая себя обязанным выполнять любые договоренности, Шамиль разумно не упускал случая вступить в переговоры, используя их как своего рода разведку.
Клугенау получил ответ через день:
«От бедного писателя сего письма, Шамиля, генерал-майору Клюки-фон-Клугенау. Докладываю вашему превосходительству, что свидание в пятницу по нашему закону не позволено, почему я отложил его на другой день и прошу вас прибыть к известному роднику в субботу для свидания»[87].
Шамиль и в более благополучные для него периоды отнюдь не чурался дипломатических контактов с русским командованием. Так, он пытался — по собственной инициативе — вступить в переговоры с Розеном в апреле 1837 года. Результат переговоров не имел для него особого значения.
Простодушный Клугенау, очевидно, был очень обнадежен и всерьез рассчитывал выполнить пожелание императора.
Одна деталь — судя по тому, что русскому генералу и имаму не нужны были сколько-нибудь подробные договоренности относительно места встречи, ясно, что такого рода контакты между русскими и горцами были делом обычным, — «прошу вас прибыть к известному роднику».
18 сентября — император уже находился на Кавказе — Клугенау встретился с Шамилем в условленном месте. При генерале было 25 человек — 15 донских казаков и 10 мирных горцев, Шамиль привел с собой 200 всадников-мюридов, распевавших суры Корана.
Настороженность Шамиля будет понятна, если вспомнить, что за год до этой встречи генерал Клугенау приказал арестовать по подозрению в сношениях с Шамилем лояльного к русским правителя Аварии — знаменитого впоследствии Хаджи-Мурата. Хаджи-Мурат был одним из участников убийства второго имама — Гамзат-бека, который расплатился за истребление семьи аварских ханов, родственной Хаджи-Мурату. Но убийство второго имама, соратника Кази-мулы и Шамиля, поставило Хаджи-Мурата в сложные отношения с третьим имамом, и вполне возможно, что Клугенау поторопился и популярного в народе аварского аристократа можно было привязать к России. Клугенау, однако, как это с ним случалось, действовал прямолинейно и решительно, не желая учитывать нюансы ситуации. Хаджи-Мурат бежал из-под стражи, едва не погибнув при этом, и стал одним из самых грозных наибов Шамиля.
То, что произошло дальше, лапидарно, но достаточно подробно описал один из историков Кавказской войны:
«Переговоры начались. Клугенау истощил все советы и убеждения, доказывая, что принятие Шамилем нашего предложения составит счастье и его и приближенных; на все сомнения и недоразумения делал ему самые ясные опровержения и не упустил из виду ничего, что хотя сколько-нибудь могло относиться к делу. Слова Клугенау произвели заметно благоприятное впечатление на имама; он выразил генералу, что вполне сознает справедливость и основательность его слов и не может теперь же дать положительного ответа лишь потому, что между ним, Кибит-Магамой, Ташов-Хаджи и кадием карахским Абдуррахманом существует скрепленное клятвою соглашение не предпринимать ничего важного без общего на то согласия. Около трех часов пополудни переговоры прекратились. Клугенау и Шамиль поднялись со своих мест, и генерал протянул имаму на прощание руку. Когда тот хотел принять ее и ответить пожатием, то один из трех присутствующих мюридов — Сухрай (чрезвычайно почитаемый в горах за слепой фанатизм и выдающуюся храбрость) схватил Шамиля за руку, сказав, что имаму правоверных неприлично подавать руку гяуру. Самолюбивый и вспыльчивый Клугенау вспыхнул, не долго думая поднял свой костыль (генерал был ранен в ногу и всегда ходил с костылем) и замахнулся на Сухрай-кадия. Еще секунда, и удар свалил бы с мюрида чалму — самое страшное оскорбление для горца — а вслед за тем произошло бы поголовное истребление горстки русских, но Шамиль в этот день явился рыцарем: схватив одной рукой за костыль, другою удержав Сухрая, уже до половины обнажившего кинжал, и крикнув своим мюридам, уже окружившим непроницаемою стеною место переговоров, грозное: “Прочь!” — имам начал просить генерала скорее удалиться. Но страшно взбешенный Клугенау, не внимая ни просьбам, ни убеждениям и не обращая внимания на крайнюю опасность своего положения, продолжал осыпать всех горцев огулом самыми лестными для них эпитетами. Тогда поручик Евдокимов, испугавшись за жизнь Клугенау, подбежал к нему, оттащил за полу сюртука в сторону и, обменявшись с Шамилем несколькими фразами, упросил, наконец, генерала ехать назад. Клугенау сел на коня и молча, в раздумье, поехал шагом в Шуру, не обращая более никакого внимания на горцев.
По возвращении домой генерал все-таки не терял надежд на успех, так как во время переговоров на лице Шамиля ясно читалось желание воспользоваться русским предложением»[88].
Вся эта сцена крайне красноречива и характерна. Характерно бешенство Клугенау — и дело тут далеко не только в интенсивном характере генерала, а в его отношении к горцам как к нижестоящим, к буйным и неразумным детям, которых надо наказывать за злые шалости. Характерна его уверенность, что если Шамилю все толком объяснить, то он охотно пойдет на поклон к русскому царю. Генерал поразительным образом не понимал, что обаяние личности Шамиля для горцев заключалось прежде всего в его непримиримости, стойкости, верности традиции и вере. Шамиль, преклонившийся перед царем-гяуром, мгновенно потерял бы свое влияние, и его место занял бы другой вождь, типа Сухрай-кадия.
Принятие Шамилем предложения Клугенау, а по существу, императора Николая, стало бы концом его миссии, а возможно, и жизни. Соратники не простили бы его.
Как известно, перешедший к русским прославленный Хаджи-Мурат не смог увлечь за собой даже вчерашних своих воинов. Он оказался в изоляции. И погиб.
То желание покориться русским, которое Клугенау прочитал на лице Шамиля, было проявлением незаурядного актерского дарования имама, восточного умения выграться в предлагаемые обстоятельства.
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!