Великие тайны золота, денег и драгоценностей. 100 историй о секретах мира богатства - Елена Коровина

Вечером состоялся второй спектакль «Севильского цирюльника». Расстроенный композитор на новое позорище не пошел. Сколько можно?! Тем более кассир с утра сказал ему, что очередь за билетами выстроилась в три кольца — все желали насладиться грандиозным провалом. После спектакля Россини с ужасом увидел из окна своей гостиницы огромную толпу, шагавшую через площадь с оглушительным свистом и зажженными факелами.

«Они идут меня убивать!» — решил бедняга и кинулся спасаться на задний двор.

Но громкий голос певца Мануэля Гарсия, исполнителя партии Альмавивы, перекрыл площадь: «Блистательный Россини, улицы Рима приветствуют тебя за твою великую музыку!»

Композитор бочком выбрался на крыльцо гостиницы и, все еще боязливо вздрагивая, смотрел, как толпа приветствует его. А на другой день директор вызвал Россини в кабинет: «Такой успех, маэстро. Билеты проданы вперед на все представления до конца сезона. Я заплачу вам вдвое. Но только следующую оперу вы принесете тоже в наш театр».

Композитор вернулся в гостиницу, открыл дверь и вдруг споткнулся на пороге. Из-под коврика показался краешек купюры. Россини заботливо запихнул его под коврик. Пусть работает!

Легендарная Нижегородская торговая ярмарка официально была учреждена еще в 1641 году, когда ее открыли у стен Макарьевского монастыря, что находился на 90 км от Нижнего Новгорода. Потому еще она и называлась Макарьевской. На самом-то деле на Волге с незапамятных времен торговали купцы, привозя товары с Запада и Востока. В 1817 году ярмарку перенесли в сам Нижний Новгород — так купцам было сподручнее.

Словом, на всю страну гремела ярмарка, миллионные состояния там сколачивались, но и миллионные убытки случались. И легенды, коими она обросла, бесчисленны были. Вот одна из них.

Жил в семидесятых годах XIX века в Костроме на Волге купец Хренов, торговавший скобяными изделиями. Больших денег не нажил, но за двадцать лет торговли амбиций не потерял. Была у купца мечта — купить собственный пароходик, да возможностей не было. Уж и деньги он собирал не раз, да то родители заболеют, то на ученье двоих сыновей потратиться придется. Словом, никак пароходик к нему не плыл. Но и из головы не шел — мечта все-таки…

И вот как-то повез купец свой скобяной товар на ярмарку в Нижний Новгород. «Уж там-то я заработаю на пароходик!» — понадеялся. Но зря! Кроме него, нашлось множество купцов, скобяным товаром торгующих. Так что упала цена на все изделия — и на скобы, и на замки, и на задвижки, и на крючки. А уж про купца из Костромы и вовсе обидный слух пошел: «Конечно, мол, — купец, но купец-то — хренов!»

Словом, ярмарка заканчивалась. Торговые люди уж «по порядку» все сделки спрыснули и по рукам ударили. А всякий знает: слово русского купца надежней любого бумажного договора. В последний день торговые ряды от покупателей закрыли, и каждый продавец перед своим навесом стол с угощениями выставил, чтоб любой из купцов-товарищей зайти смог. Накрыл и Хренов стол льняной скатеркой, да только что на него выставишь — барышей-то нет…

И тут вдруг из-за угла краснокирпичного здания ярмарочной управы послышался шум-гам, развеселое пение. Нарумяненные разряженные девицы легкого поведения, те, что обычно дожидались клиентов, не отходя от своей знаменитой «Ямы», хлынули прямо в почтенную толпу. Бесстыдно хватали купцов за руки, подмигивали приказчикам.

Хренов остолбенел: что творится — не почтенный Нижний Новгород, а Содом и Гоморра! А тут еще из-за угла выбежал, припадая на костыль, седобородый горбун — в дупель пьяный. Взмахнул, дирижируя, своим костылем, и ватага девиц выстроилась в ряд. В руках у них откуда-то появились сковородки с поварешками, и бешеный звон зазвучал над ярмаркой. Горбун захохотал, потрясая костылем, и вся его шумная ватага понеслась по ярмарочным закоулкам.

К Хренову подбежал его приятель купец Саповалов: «Отойдем от греха! Ты-то из Костромы, наших укладов не знаешь. А мы тут научены. Наш местный купчина Рукавишников в разгул пошел. Ишь, собрал нижегородских гулящих девок, у нас их русалками кличут, да и начал свои развлечения».

«Неужто усмирить нельзя?» — подивился костромской купец. «По молодости лупили его — вишь, спину перебили. А теперь кто свяжется с ним — с миллионщиком-то? Теперь он — всему закон. И как только миллионы свои заработал, никто не поймет. Раньше был гол как сокол. Но потом один пароход купил, за ним второй, и вот у него уже флотилия. Как загуляет в трактире, начнет похваляться: коплю, мужики, на новый пароход. И глядь — действительно, покупает!»

«Как же ему удается?» — ахнул Хренов. «Не знаю! Только уйдем от греха подальше. Я с утра прослышал, что наши купцы с московскими в сговор вошли: бить будут Рукавишникова за его разгулы. И верно — через его выверты о нашей ярмарке дурная слава пойдет. Кто ж тогда к нам приедет?»

И точно — едва приятели в сторону отошли, пронеслись мимо них девки визжащие. За ними — купцы с нагайками. А тут из-за угла и сам хулиган горбун вынырнул. Костылями машет, кричит: «Спрячьте, ради бога, православные!»

Только на выручку никто не торопится. Купец Саповалов в свой отсек юркнул. А Хренов не смог: жалко все-таки убогого. Словом, впустил костромской купец Рукавишникова в свою палатку, да еще и тряпками забросал сверху, чтоб не нашли. С час еще нижегородские да московские забияки по ярмарке носились, горбуна искали. Не нашли. Угомонились.

Испуганный Рукавишников до темноты у костромского купца просидел. Как очухался, попросил опохмелиться. А как опрокинул стаканчик, за разговор принялся. «Какой торг?» — спрашивает. Хренов и не потаился: «Пустое дело, одни убытки!»

Горбун свой горб почесал да и говорит: «За то, что ты меня спас, я тебя научу, как денег добыть. Я сам в молодости грошу был рад, а теперь миллионы не знаю куда девать. А все благодаря денежной банке, в которой я деньги коплю. И ты делай, как я».

«Вряд ли скоплю я денег, — отвечает Хренов. — Много раз откладывал, да все тратить приходилось. То одну прореху латать, то другую. Мечта у меня есть — пароходик прикупить. А денег на ту мечту никогда не хватает. Только соберу, опять дела и случаи…» Рукавишников только хмыкнул: «Видать, неправильно собираешь. Слушай, как я тебя научу! — Горбун, прижавшись к стене, опять почесал свой горб. — Возьми самую простую банку стеклянную, только большую. Подержи ее в руках, согрей. Потом отчетливо скажи, в нее глядя, свое имя, отчество, фамилию. И положи на дно купюру. Конечно, лучше купюру класть подороже, но вообще-то любая сойдет. Потому дело тут не в деньгах, а в заговоре. Потом, опять же глядя в банку, скажи, какой драгоценный камень тебе больше всего люб. Например: «Бриллиант!» И снова положи купюру. Потом реши, какой мех ты особо любишь. И назови его, глядя в банку. Например: «Соболь!» И опять — купюру на дно. Четвертым будет твое заветное желание — то, ради чего ты деньги копить хочешь. Например: «Хочу купить пароход!» И кладешь четвертую купюру. Все это — твое имя, драгоценный камень, любимый мех и желание — будут четыре твоих пароля, на которые деньги отзываться станут и собираться. Только суй их в банку!»