Хозяйка перекрёстков - Владимир Василенко

– Он… мёртв?! – настойчиво переспросил Калиман, снова закашлявшись. Выглядел он скверно, и вся ряса его ниже груди была тёмной от крови.

– Да, с ним покончено.

– Со мной… тоже, – невесело усмехнулся священник, утирая дрожащей ладонью кровь с подбородка.

Но когда он ухватил меня за плечо, не давая подняться, пальцы его оказались на удивление сильными.

– Постой! Ещё не всё! Мы не нашли… того, за чем пришли!

– Но епископ мёртв…

– Архивы! Его записи…

– Вам всё ещё нужны эти доказательства? Хотите передать их инквизитору?

– Нет! Сожги их! Найди и сожги! – в ужасе выкрикнул священник.

Отдышавшись, он добавил:

– Никто… не должен увидеть их! Соблазн слишком велик… Сожги их, во имя Триединого! Обещай мне!

Он продолжал стискивать меня за плечо, но хватка быстро ослабла. Ещё немного, и Калиман обмяк, роняя подборок на грудь. Тут даже не было нужды проверять пульс – и так всё было понятно.

В подземелье вдруг стало так тихо, что я расслышал потрескивание горящих факелов. Мне показалось, что я вообще остался единственным уцелевшим во всей этой бойне. Тайлин валялся без движения, демон Скверны тоже затих. Но потом до меня донеслись слабые стоны со стороны пыточных столов – кто-то из бедняг всё-таки выжил.

Я с трудом поднялся, придерживаясь за раненый бок. Огляделся. Перед глазами мелькали светящиеся красноватые линии, обрисовывая очертания предметов в тёмных участках зала. Вроде бы больше подвоха ожидать неоткуда. Но задерживаться здесь не хотелось. Надо разобраться с архивами Марбери и выбираться отсюда.

Но сначала, конечно, вернуть своё оружие.

Щит я подобрал в нескольких шагах от тела епископа. Прежде чем подходить к телу демона, тщательно просканировал его. Даже сейчас, неподвижный и залитый собственной кровью, он выглядел устрашающе. Меч, торчащий из его глотки, располагался почти вертикально и заметно светился изнутри.

Да уж. Почти Экскалибур.

Выдернул я его с трудом – вязкая плоть монстра будто засасывала клинок всё глубже. Или же он сам не желал покидать тела поверженного врага.

Если во время схваток я готов был списать вибрацию меча и раздающиеся время от времени рыки на игру воображения, то сейчас все эти сомнения развеялись. Я отчетливо расслышал удовлетворённое глухое рычание – будто у пса, глодающего кость.

К моему удивлению, меч здорово изменился внешне. Немного увеличился в размерах, расширение в последней трети клинка стало еще более выраженным. Но самое главное – клинок потемнел и покрылся алыми разводами, складывающимися в причудливый узор, похожий на светящиеся трещины на корке остывающей лавы. Это придавало ему хищный, зловещий вид. Неизменной осталась лишь рукоять – простая и лаконичная.

Да и Ама в описании выдала совсем другой текст.

Губитель Скверны. Стальной меч Лабиринта, пробуждённый и закалённый кровью исчадий Скверны.

Пробуждение дало оружию новые свойства.

«Кровная месть»: порождения Скверны и другие пораженные игнисом существа становятся заклятыми врагами меча. Он чувствует их приближение, предупреждает хозяина и помогает ему в бою.

«Жгучий кровопийца». В бою с заклятыми врагами меч при нанесении ран вытягивает кровь из своих жертв, превращая её в обжигающий огонь игниса.

Теперь стало понятно, почему меч светится. Кровь монстра, всё еще оставшаяся на нём, буквально горит, ощутимо раскаляя и сам клинок. За те несколько минут, что он был в ране, он раскалился так, что я с трудом удерживал рукоять в ладони – жар обжигал кожу даже несмотря на то, что амальгама притупила болевые рецепторы.

К счастью, оружие довольно быстро остывало. Оранжевая кровь демона, сгорая на клинке, испарялась без остатка.

Эреш была права – чтобы пробудить меч, достаточно было как следует напоить его кровью врагов. И здорово, что это оказалась именно кровь чудовищ – получился этакий специализированный гаджет именно против порождений Скверны и прочей порченной игнисом нечисти. Это мне очень пригодится, и не только в Лабиринте. В отличие от Света Зари, эта штука без батареек.

Клинок всё еще был довольно горячим, так что я не стал прятать его в кожаные ножны, а поместил в Суму фокусника. Сам же вытащил из держателя на стене один из факелов.

Но прежде, чем я успел покинуть зал, до меня донёсся окрик – слабый, но отчаянный.

Я обернулся в сторону пыточных столов.

– Помо… гите! – прохрипел оттуда один из несчастных. Глаза его влажно блеснули на фоне почти чёрного изможденного лица.

Вздохнув, я медленно подошёл. Приближаться к этим ребятам не очень-то хотелось – зрелище и издалека было плачевное. И я очень сомневался, что удастся как-то помочь. Разве что добить их, чтобы облегчить страдания, но от этой мысли мне становилось не по себе.

– Воды… – с трудом разлепляя потрескавшиеся губы, прохрипел несчастный.

Было удивительно, как он вообще ещё дышит. Сейчас, подойдя вплотную к пыточным столам, я увидел, что на всех, кто к ним прикован, буквально нет живого места. Незаживающие шрамы покрывали их густо, как полосы зебр, и складывались в рисунок, в котором, вероятно, был свой сакральный смысл.

Я достал из Сумы бутылку с водой и осторожно влил немного в раскрытые губы пленника. Он судорожно сглотнул, и лицо его вдруг просветлело. Глаза обрели осмысленное выражение.

– Ещё! – попросил он.

Влил я в него почти всю бутылку. Наконец, он закашлялся и обессиленно прикрыл глаза.

Я тем временем осмотрел крепления, которыми он был прикован к столу. Это были широкие металлические скобы, приколоченные к столешнице толстыми гвоздями. Так запросто и не сковырнёшь.

– Я попробую отыскать инструменты, чтобы освободить тебя…

Пленник устало покачал головой, не отрывая затылка от столешницы.

– Не надо… Я уже… не встану. Спасибо тебе, путник. И да хранит тебя…

Последнее слово он прохрипел еле слышно. Скорее всего, помянул местного бога, Триединого. Бессильно обмяк, будто заснул.

Я оглянулся на его товарищей по несчастью. Остальные были мертвы. Но, думаю, последние дни, а то и недели они и сами мечтали и молили только об этом.

Стиснув зубы, я отправился дальше, обыскивая подземелье.

Всё же Калиман не ошибался – раньше здесь располагалась обширная библиотека. В дальнем краю зала даже сохранились тяжелые деревянные полки для книг. Но большая часть была перенесена в соседнее помещение. Там же я нашёл и огромный письменный стол, который явно активно использовался самим епископом. На это указывали многочисленные записи и рисунки, выполненные чёрными и красными чернилами. На некоторых довольно искусно изображалась схема с двенадцатью пыточными столами и сложным геометрическим узором на полу.