Закон семьи - Анне Штерн

потому что ему самому плохо, не заслуживает сочувствия!

Хульда согласно закивала. Она опустила окровавленный платок и подумала о Тамар. Удалось ли женщине найти безопасное укрытие?

– А что вы здесь забыли? – спросил Левин, глядя на нее со здоровым любопытством. – Вы ведь не из этого квартала? – Он посмотрел на Карла, скользнув взглядом по плащу и сапогам. – А вы уж и подавно, – добавил он.

– Мы хотели… уладить одно семейное дело, – объяснил Карл, – но нам помешали беспорядки.

– Семейное дело? – казалось, Левин и не думал покидать свое насиженное место и имел уйму времени, – что за семья?

– Ротманы, – сказала Хульда, которую вдруг осенило, что Левин определенно знает кое-что о жителях улицы Гренадеров.

И действительно, его круглое лицо пришло в движение при упоминании знакомого имени.

– Ой-ой, – с улыбкой знатока промолвил он, – запутанное дельце.

– Вы их знаете?

– Ну, каждый знает Ротманов, – ответил он, снова размеренно закачав густой белой шевелюрой. – Хотя они здесь недавно. Приметные люди: странная невестка, которая вовсе не невестка, мать с сыном, ругающиеся посреди улицы. И потом ребенок…

– Что вам о нем известно? – теперь-то Хульда действительно удивилась.

Карл тоже внимательно слушал и поспешил на выручку, когда Левин замешкался.

– По какому поводу госпожа Ротман ругается с сыном? – спросил он, и Хульда заметила на его лице сосредоточенность, умные глаза за стеклами очков сфокусировались на Левине. И вдруг ее осенило, что Карл, ее Карл, был успешным и искушенным криминальным инспектором, и от банального осознания этого факта приятно защекотало в животе.

Левин цокнул языком:

– Цви Ротман обвинял свою мать в том, что она оставила внука без присмотра. Что она рада его пропаже. Я это слышал, когда они ругались в мясной лавке.

– Без присмотра? – переспросила Хульда. Ее удивило, что Цви дал отпор матери.

– Да, она его, видимо, прихватила с собой во двор, потому что молодая мать спала, и оставила в корзине для белья. Но когда сняла с веревки простыни и вернулась, он исчез. Так говорят люди. – Он лукаво улыбнулся. – Как младенец Моисей в своей плетеной корзине. Только разве что по улице Гренадеров, к сожалению, проходила не дочь фараона, а кое-кто со злыми намерениями.

Хульда вздрогнула. Кому понадобилось воровать новорожденного? Почему никто ничего не слышал и не видел? Ей снова пришли на ум слова старика Кюне. Он плакал.

– Вы знакомы с другими жильцами дома? – спросила она.

– Я здесь знаю каждого, – сказал старик, слегка обидевшись на то, что Хульда не поняла этого сразу. – Я более полувека живу на улице Гренадеров. – Он посмотрел на дверь. – Если эта банда правых все здесь перевернет, я не уйду. Им придется вынудить меня под дулом пистолета.

Хульда открыла рот, чтобы расспросить Левина о Теодоре Кюне, но в этот момент до них сквозь закрытую дверь донесся звон разбитого стекла и громкий топот. Хульда с колотящимся сердцем уставилась на Левина, потому что вдруг осознала, что момент, когда его под дулом пистолета вышвырнут из дома, не так уж и далек. Она снова вспомнила о Тамар, очень надеясь, что с молодой женщиной ничего не случилось и что она успела укрыться в своей квартире.

– Эти они, они… – зашипел Левин. Его лицо исказила гримаса злости и страха.

– Здесь есть черный ход? – спросил Карл.

Левин кивнул и поднялся.

– Пойдемте, молодой человек. Подсобите мне.

Сообща они забаррикадировали низким шкафом дверцу, ведущую в торговый зал. Потом Левин дал знак Карлу отодвинуть шкаф на противоположной стене. За ним скрывалась железная дверь, которая без усилий открылась. И вот они уже стояли в мрачном дворе посреди мусорных баков. Здесь тоже слышался шум и крики с улицы, едкий запах дыма усилился и смешался с гарью угольных печей и миазмами гниющих отходов. Раскрошившаяся кирпичная стена в человеческий рост отделяла двор от соседнего участка.

Левин погасил керосиновую лампу и показал маленькую дверь.

– Я постучусь к соседу и спрячусь у него. Побег через задние дворы для такого старика, как я, труден. А вы должны исчезнуть отсюда и как можно скорее выбраться сегодня из Шойненфиртеля. Кто знает, что нас еще ожидает. И зачем вам ввязываться в наш бой?

Хульда открыла рот, собираясь запротестовать и уверить, что это тоже их бой. Но потом снова закрыла. Мужчина был прав. Она и Карл здесь чужие и ничего не смогут сделать, если по чистому легкомыслию останутся в центре событий.

Карл, по-видимому, придерживался того же мнения. Он кивнул старику на прощание и пожелал удачи.

Левин повернулся к ним спиной и исчез за маленькой дверью черного хода.

Хульда и Карл в растерянности стояли перед ограждением. Прозвучала сирена, однако берлинская полиция, разумеется, еще не взяла ситуацию под контроль.

Карл взглянул на Хульду, притянул к себе и обнял. Погладил по щеке и спросил:

– Больно?

– Нет, – ответила Хульда и, поймав его скептический взгляд, с улыбкой добавила: – Во всяком случае не очень.

– Нам нужно убираться отсюда. Без пистолета я мало что могу предпринять. Кроме того, это не дело криминальной полиции, этим должны заниматься коллеги из полицейского патруля.

– А они не горят особым энтузиазмом, – мрачно заметила Хульда.

Карл пожал плечами.

– Об этом поговорим позже, – сказал он, и Хульде показалось, что ему было немного стыдно за коллег, чье поведение он не одобрял. – В полиции слишком много паршивых овец. Или будет вернее сказать, коричневых? – Он прервал себя. – Но сейчас нам пора! Я должен доставить тебя в безопасное место, и я не позволю, чтобы тебе причиняли боль.

– Но как? – спросила Хульда.

– Я тебя подсажу. – Карл протянул сплетенные ладони, чтобы она ступила на них и могла вскарабкаться на стену. Затем подтянулся за край, как атлет, без усилий последовал за ней, и Хульда снова почувствовала это приятное щекотание.

Они друг за другом спрыгнули по ту сторону стены и побежали через другой темный двор, пока не наткнулись на следующую стену. Карл все время крепко держал Хульду за руку, его пальцы были теплыми, несмотря на холодный воздух. И хотя до них все еще доносился шум уличных боев, и хотя щека Хульды пульсировала от боли, и она знала, что они еще не миновали опасную зону, ей было нестрашно.

25

Вторник, 6 ноября 1923 г.

Утром следующего дня у Хульды не было особого желания демонстрировать госпоже Вундерлих свою рану на лице, но она все же спустилась к завтраку. Аромат жареного хлеба просачивался сквозь дверные щели в коридор, и Хульда почувствовала урчание в желудке.

Вчера они с Карлом после долгого