Государево дело - Иван Оченков

Вместе с ними оказался и Вацлав. Повторяя про себя все молитвы, какие только знал, он упер оружие в землю и, стиснув зубы, ожидал своей судьбы. Впрочем, противники и не подумали лезть на рожон, лишь гарцевали перед лесом пик и палили в пикинеров из пистолетов и ружей, выбивая из их рядов то одного, то другого солдата. Но на место павших тут же становились другие, так что лес пик перед врагом и не думал редеть.

Все же некоторому количеству неприятельских драгун удалось прорваться к пушкам, где они тут же принялись рубить канониров и ездовых. Те отвечали им выстрелами из пистолетов, отмахивались длинными банниками, отбивались шпагами. Некоторые попытались спастись бегством или же прячась под повозками с припасами, но основная часть артиллеристов стойко сопротивлялась, и скоро к ним пришла помощь. Затрубили трубы, раздался гул копыт, и все увидели, как к ним возвращается ускакавший было вперед эскадрон рейтар. При виде их вражеские всадники тут же ретировались, не принимая боя.

– А ты не такой уж и никчемный, – без тени улыбки на лице пробурчал Нильс, обращаясь к Вацлаву. – Пожалуй, со временем из тебя выйдет пикинер. Если раньше не убьют, конечно.

– Спасибо, капрал, – немного растерялся от такой «похвалы» Попел.

– На здоровье, – криво ухмыльнулся тот и принялся рассматривать одного из немногих убитых вражеских драгун. В отличие от кирасир или рейтар, единственной защитой того был жилет из толстой кожи, надетый поверх камзола, и кольчужная пелерина, едва прикрывавшая плечи.

– «Плащ епископа», – вспомнил ее название бывший студент.

– Точно, – кивнул Нильс. – Видел такие раньше?

– Не слишком близко, – отвечал Вацлав, сообразив, что капрал спрашивает о драгунах. – На Праздном поле они стояли с другого фланга.

– Проклятые ублюдки, – сплюнул старый вояка. – Если бы они спешились, то запросто расстреляли нас из своих ружей. Это тебе не пистолет, из которого надо стрелять, видя белки глаз противника!

– Тогда бы они не успели удрать от наших рейтар, – возразил пикинер.

– Тоже верно.

– А где были наши мушкетеры?

– Вот и мне интересно. Хотя думаю, это скоро выяснит капитан Штире, и кое-кому придется туго.

– А что будет с теми, кто бежал?

– Слушай, парень. Ты слишком много болтаешь, чтобы быть хорошим солдатом, но на этот вопрос я, пожалуй, отвечу. И вот что я тебе скажу. Ты очень скоро узнаешь их судьбу, и будь я проклят, если ты ее не запомнишь!

Так и случилось. Едва их колонна остановилась на привал, как появился профос Кирх и крикнул Вацлаву:

– Эй, мораванин, иди сюда!

– Зачем? – удивился тот.

– Затем, что так приказал капитан, – огрызнулся палач.

Как оказалось, Попелу и еще двум солдатам пришлось конвоировать незадачливых беглецов. Всего их оказалось четверо, точнее, прежде было пятеро, но один не дожил до экзекуции, получив несовместимое с жизнью отравление свинцом. Оказавшись перед строем, они бросились на колени, прося о пощаде, но натыкались лишь на враждебные или равнодушные взгляды наемников. Наконец капитан Штире объявил их судьбу:

– С тех пор как всемогущий Господь сотворил этот мир, – пафосно начал он, – мир еще не видел таких гнусных и трусливых ублюдков, как вы! И потому вы как никто другие заслуживаете самой ужасной казни, какую только может измыслить человеческий разум. Но я милосерден, а потому обойдусь простым повешеньем. И первым приказываю вздернуть вот этого негодяя!

Повинуясь его приказу, профос схватил несчастного, на которого указал капитан, и поволок его к раскидистому вязу, через толстую ветвь которого была предусмотрительно перекинута веревка. Еще минута, и вокруг тонкой шеи дезертира затянулась петля.

– Вот что, мораванин, – буркнул Кирх, – я сейчас прочту молитву об этой заблудшей душе, а ты по команде выбьешь у него из-под ног скамью.

– Но я не палач! – возмутился Вацлав.

– Хочешь, поменяемся, – пожал плечами профос. – Но учти, если ты худо выбьешь скамью, то бедолага будет мучиться, пока не умрет от удушья. А если неправильно помолишься, то его душа не попадет в чистилище и будет преследовать тебя вечно! Что выберешь?

– Да простит меня всемогущий Господь, но, пожалуй, скамью! Только скажите, как правильно ее выбивать?

– Как можно резче, чтобы сломалась шея и он отошел без мучений.

– Эй, вы там заснули, что ли? – нетерпеливо прикрикнул Штире.

– Сейчас, – ответил ему Кирх и начал молиться.

Закончив, он махнул рукой Попелу, и тот, перекрестившись, ударил ногой по опоре для приговоренного. Несчастный неловко свалился вниз и, несколько раз дернувшись, затих. Тем временем капитан подошел к остальным дезертирам и, окинув взором, от которого у тех застыла кровь в жилах, начал говорить:

– Посмотрите на то, что случилось с этим трусливым ублюдком, и запомните навсегда. Я решил помиловать ваши никчемные жизни, хоть они того и не заслуживают. Но знайте, к следующей вине добавится и эта, и тогда вас даже Господь Бог не спасет, помяните мое слово. А теперь каждому по пятьдесят плетей, чтобы лучше помнили, как вам сегодня повезло. Исполнять!

Это наказание профос выполнил сам, а на долю Вацлава и других солдат досталось лишь привязывать помилованных к скамье и обдавать водой из ведра после окончания экзекуции.

– А у тебя талант к нашему ремеслу, – хмыкнул палач, когда они закончили. – Не желаешь ли стать моим учеником?

– Нет, – помотал головой бывший студент.

– Ну и зря. Профессия как профессия, не хуже других. Ты подумай на досуге.

– Хорошо, подумаю, – махнул головой Вацлав, в надежде что Кирх от него отстанет.

Это движение стало последней каплей, и молодого человека стало рвать желчью, поскольку ничего иного в его желудке не оказалось.

В Священной Римской империи германской нации есть много разных государств. Некоторые из них довольно велики и богаты, другим повезло несколько меньше, а третьи и вовсе настолько крохотны, что и говорить об их государственности можно лишь с усмешкой. Одним из таких карликов было Шверинское епископство, в котором правил, однако, родной брат датского короля Кристиана IV – принц Ульрих.

Избрание его титулярным епископом[85] состоялось лишь по причине покровительства матери – королевы Софии, урожденной принцессы Мекленбург-Гюстровской, сумевшей надавить на своих мекленбургских родственников.

Человеком принц, надо сказать, был пустым и довольно вздорным. В молодости он провел несколько лет в Шотландии, при дворе его сестры Анны, вышедшей замуж за Якова Стюарта. Когда последний стал королем еще и в Англии, принц перебрался в Лондон и в самом скором времени ухитрился поссориться со всеми, от испанского посла до самого короля. Живя на широкую ногу за счет зятя, он ухитрялся вести себя так, будто это Стюарты – его бедные родственники, и стоит ли удивляться, что Ульриху скоро указали на дверь?