Происхождение Русского народа - великорусского, украинского, белорусского. Славяне в древности - Николай Севастьянович Державин

самый центр Чехии, оказалась недостаточною, чтобы окончательно сломить самоуправление; необходимо, вероятно, было ограничиться полумерами; и вот появляется областная организация с сильно развитою областною жизнью и со своим главою, которого, обыкновенно, и утверждал чешский князь своим наместником…» и т. д.

Областной организации незачем было, конечно, появляться — она существовала с древнейших времён, но это была организация, построенная на родовых отношениях. Накопление богатств и возникновение частной собственности привели родовое общество к классовому расслоению и нанесли удар по родовым отношениям, вызвав к жизни новые, феодальные отношения. В процессе феодализации общества старый верховный жупан и областные жупаны родового общества перерастали в имущественную знать и её ставленников, и в процессе классовой борьбы в недрах экономически господствующих групп вырастала централизованная княжеская власть, насильственно ликвидировавшая постепенно областные княжества и превращавшая их жупанов или князей в своих наместников. История династии Пшемысловичей в Чехии или династии Пястов в Польше является прекрасной иллюстрацией этого процесса. Такую же иллюстрацию представляет собою и данный случай. Областной жупан продолжает сидеть на своём месте и по-прежнему несёт функции политического главы общества в силу своего значения, но не просто общественного, как утверждает проф. Зигель, а имущественнообщественного значения среди областного населения независимо от княжеского назначения, но вместе с тем он уже и княжеский наместник по отношению к области. Это ещё не феодальное общество, но дофеодальная стадия его развития. От него один шаг к полному наступлению феодальных отношений. Если исходить из родовых отношений как начальной стадии развития общества у славян в древности, то данную стадию развития общества у древних чехов можно было бы рассматривать как третью стадию в его развитии. Предшествующая ей стадия была стадия независимых областных жупанов, выдвиженцев и ставленников имущественной знати.

Таким образом то, о чём проф. Зигель говорит: «…и вот появляется областная организация с сильно развитою областною жизнью и со своим главою, которого обыкновенно и утверждал чешский князь своим наместником», в действительности представляло собою не какое-либо появление неизвестно откуда новой областной организации, а отмирание в чешском обществе последних пережитков старых родовых отношений и наступление новых, феодальных отношений. В конце XIII в. при Пшемысле — Оттокаре II должность жупана была упразднена; вскоре после этого было упразднено и деление Чехии на жупы. Место жупанов заняли королевские краевые или крайские чиновники. Чехия была разделена на края, в состав которых вошло по нескольку старых жуп.

Таким образом, заключает проф. Зигель, в XIV в. исчезает вторая форма старого самоуправления. Образовавшиеся из нескольких жуп края уже не проявляют такой живой общественной жизни. Из крайских чиновников ни один не мог иметь притязания быть политическим главою жупы, а крайские съезды собирались под строгим контролем короля. Он назначал лиц в председатели съезда, он определял, из каких слоев населения съезд должен был состоять, наконец, он указывал предмет обсуждения. Следовательно, крайский съезд не был органом самоуправления, а только средством, к которому прибегало иногда правительство с целью разузнать общественное мнение края по данному предмету. Падение древнеславянской общины в Чехии проф. Зигель относит к XI в.

X

Гораздо сложнее обстоит вопрос об общественном строе у польских славян в древности. Польская буржуазная наука проявила полное бессилие разобраться в этом вопросе и заняла наиболее удобные для буржуазной науки в подобных случаях агностические позиции.

Общественный строй польских племён до возникновения государства не представляется польским историкам, как Бобржинский, [75] Пекосинский,[76] Смолька[77] и др., сколько-нибудь ясным ввиду отсутствия непосредственных данных источников. Однако, каков бы он ни был, признаётся Бобржинский, во всяком случае, он опирался на живое чувство близкого или дальнего кровного родства.

Население жило в древности объединённым территориально в семью, в род, составленный из нескольких или нескольких десятков семей, в народ, составленный из большего числа родов, и в племя, составленное из некоторого количества народов. На союз семей и родов опиралась хозяйственная организация, переходившая в течение веков через различные, не поддающиеся утверждению роды коллективного, вплоть до индивидуального, хозяйства. Эти союзы, оставаясь под властью отца семьи и главы рода (старосты), обеспечивали своим членам покровительство и защиту.

Как можно видеть из изложенного выше, либеральный объективизм польского историка мешает ему открыто признать, что и в древней Польше, как и у других народов, общество на догосударственной стадии развития было построено на первобытно-коммунистических началах; что оно было первобытно-коммунистическим обществом со всеми характерными для этого строя структурными особенностями коллективного хозяйства и коллективной общественности, отлагавшимися соответственным образом как на психике всего коллектива, так и на психике каждого из его членов в отдельности и отложившимися в позднейших нормах публичного права, действенных ещё в эпоху Пястовской монархии; мешает ему признать, что индивидуальное хозяйство есть продукт определённых социальных сдвигов, связанных с зарождением частной собственности, добываемой вначале чисто разбойничьими способами, и что частная собственность, подрывая основы первобытно-коммунистического общества, приводит, в частности, польское общество уже в начале X в. к деспотическому режиму аристократической монархии Пястов, опиравшейся на хищническую эксплуатацию рабов и крестьян («кметей»).

Несколько десятков кровно-родственных родов, живших близко друг к другу, по Бобржинскому, составляли народ (lud). Каждый такой народ, насчитывавший несколько тысяч человек, держался вдали от другого и управлялся отдельно. Высшим органом власти были веча, т. е. собрания всего народа, руководимые старейшинами. Вече выносило постановления о войне и мире, разрешало судебные споры и вообще ведало всеми важнейшими делами. Исполнителем вечевых решений были старейшины, но, прежде всего князья, имевшиеся у некоторых народов, но не у всех. Население, составляя один народ, так живо сохраняло чувство своего кровного родства, что рассматривало вече как родовое собрание, а князя, где он существовал, как его главу. На это чувство и на это уважение, по Боб-ржинскому, опиралось их повиновение вечевым решениям и княжеским распоряжениям.

Население было редкое, говорит польский историк, а необработанной земли было так много, что никто не отбирал её у другого, но часто даже, в поисках лучшего поля, переносил своё хозяйство на другое место. Обладание известным участком земли не представляло собою ещё большой значимости, никто не называл себя его владельцем, никто не отделял его от других границею. Тем усерднее зато каждый народ защищал занятый им участок края от других народов и считал себя единственным его владельцем и собственником, ибо земля принадлежала не одиночкам, не семье или роду, но всему