Два сына одного отца - Марина Болдова

Романов устал думать. Уснуть бы! Он опять наполнил стакан. Очередные двести пятьдесят сделали свое дело: он погрузился в спасительный сон.

Березин, наконец, все понял. Все, что Лялька хотела сказать. Прошла эйфория той мимолетно украденной близости. Он трезво посмотрел на нее и на себя как бы со стороны. Двадцать с лишком лет! Его терпение и ее молчание. Его устраивало уже то, что молчит, не гонит. Могла б избегать, прятаться. Понимала и жалела? Нет, он бы почувствовал. Почувствовал бы и оскорбился…Что греха таить, пытался забыться. Чего только стоила эта попытка с учительницей? А чего, собственно, стоила? Ну, попользовался молодым телом свободной от предрассудков женщины. Чуть не научился русским матом выражать свои эмоции. Смешно, право. А сейчас и лица вспомнить не может педагогини этой. Что-то такое нарисованное и раскрашенное. Как же ее звали-то? Нет, пожалуй, и не вспомнить, хотя прошло всего ничего.

Как же ты, Березин, ошибся, когда подумал, что смог понять ее, Лялю? Через двадцать лет понять? Услышал то, что хотел услышать. Совсем обалдел, впервые прикоснувшись к ней вживую. А с ее стороны это был всего лишь порыв. Мгновение… а будешь помнить всю жизнь… Он ночь не спал, смакуя эти триста секунд, а она и думать уж забыла.

Они стояли в больничном дворе, ждали Галину с Беркутовым. Эта была их первая встреча с того памятного для него дня. Он все время чего-то ждал, напряженно заглядывая ей в лицо. Она не отворачивалась, нет! Но взгляд был спокойным. У него дрожали руки, когда он доставал сигареты, она твердой рукой протянула ему зажигалку, когда он уронил свою. Говорили о ее детях, о Галине и Беркутове, о Маринке, но он все время ждал, что вот-вот наступит миг, с которого будет все только про них. Про него и нее. Потом разом вдруг понял, что ждет он один. И напрасно… Поскучнев разом, стал вяло поддерживать разговор. Лучше б молчали как раньше, оставшись вдвоем. Но Ляля все время говорила. Он не перебивал. А потом подошли Беркутов и Галина. Все. Она уехала. Такая маленькая на огромном джипе. И чего Соколов не разорится и не купит для нее подходящую ей машину?

Березин достал из шкафа очередную порцию шмоток. Недовольно поморщился. Откуда у него скопилось столько барахла? Вот эти брюки он носил, кажется, будучи еще простым хирургом. За каким чертом они пылятся на полке? Кинув штаны в большую кучу на полу, потянул с полки прозрачный пакет. Ее подарок. Майка цвета весенней зелени с надписью «Прага» латинскими буквами. Он не надел ее ни разу, хотя в те совковые времена, когда Ляля ее привезла из Чехословакии, майка могла вызвать зависть у любого. Почему не носил? Нет ответа…

Уложив пакет на дно чемодана, он вдруг прислушался. Ему показалось или кто-то открывал входную дверь? Березин, как был полуодетый, вышел в коридор.

…Он же сам дал ей ключи! Давно. Дважды менял замки и каждый раз давал ей новый ключ. Дав ключ, начинал мечтать, как однажды откроется дверь… Засыпал с бешено колотящимся сердцем, уставши ждать! Он никогда не представлял секс с ней. Боялся. Но первое объятие «репетировал» без конца. Это была немая сцена, когда совсем не нужно слов.

Ляля уже пятилась назад, к не закрытой еще двери. Он смотрел на нее, а глаза ничего не видели. Темно было в глазах.

Она явно была напугана. То ли тем, что пришла, то ли его полуголым видом. Сообразив наконец, что она сейчас уйдет, в один прыжок преодолел расстояние до двери. Резко толкнув ту у Ляльки за спиной одной рукой, другой обхватил ее за талию. Непрерывно целуя, легко понес в спальню. Нет, он не торопился. «У нас еще будет время…» — вспомнились ее слова. И тут же решил, что никуда не поедет. Черт с ней, с этой германской клиникой! Завтра же скажет Максу, что теперь никуда не может уехать. Макс должен понять. Кто еще должен понять его? Ах да! Соколов, ее муж! А еще? Ее дети, сестра… Дальше думать не мог. Он почувствовал ее короткие ответные поцелуи, услышал горячий шепот, правда, совсем не разбирал отдельных слов, так звенело в голове. Она вроде бы просила его остановиться, но разве ж он мог?! «Я не хочу, не могу», — шептал в ответ, отрывая на миг губы от ее груди. Ее руки бессильно падали, отчаявшись оттолкнуть его от себя хотя бы на секунду, чтобы получить передышку. Он не давал ей покоя, да и хотела ли она его, покоя?

Березин лежал, откинувшись на подушку, и курил. В комнате стало совсем темно, наверное, уже закончился день. Ляля заснула, положив голову ему на живот и до подбородка натянув одеяло. Днем он открыл балкон, чтобы впустить свежего воздуху, и теперь в комнате было прохладно. Ляля пошевелилась, устраиваясь удобнее. Березин замер. Положил сигарету в пепельницу, осторожно погладил ее по голове.

— Березин, дай поспать еще пять минут, — Ляля на миг приподняла голову и тут же пристроила ее обратно.

— Спи, спи, — прошептал он, убирая руку.

То ли от холода, то ли от ее голоса он «протрезвел». В голову полезли разные мысли. Что дальше? Это был только раз — или у них есть будущее? Он отчетливо понимал, что решать не ему. И заранее боялся ее решения, каким бы оно ни было. Сможет ли уйти от мужа? Отпустит ли Соколов? Березин похолодел, представив, что будет с Сашкой, когда тот обо всем узнает. А если она скажет, что это было последнее «прощай»? Как он, Березин, будет жить дальше? Он всегда хотел, чтобы Ляля стала его. Мечтал, чтоб хоть раз! И вот — раз! Но готов ли он теперь от нее отказаться? Нет и нет. Она для него наркотик, вот. Столько ждал! Сопротивлялся, как мог. Честно. Как больно-то лишь от мысли, что ничего дальше не будет! Березин внезапно разозлился на нее, наверное, впервые за все время, что знал. Разозлился, заранее не прощая, если она скажет — «все». Он ее не отпустит. Уже сегодня не отпустит, и тогда у нее не будет шанса вернуться к мужу. Подло… Березин аж застонал от осознания того, что он был готов сделать.

— Я не сплю. — Ляля, закутавшись в одеяло, села.

Он молчал. Пусть скажет сама, без его вопроса.

— Володенька, ты все понял, да?

Он все еще не готов был хотя б кивнуть в ответ.

— Вместе мы будем только болеть все время. Друг другом. Ты не сможешь работать, я забуду про детей, дом. Потому что иначе не получится. А мы не имеем на это права. Ведь так? Ты ведь уедешь, не обманешь меня? Ты не сможешь сделать меня несчастной. Ты же — врач. Мы переболеем с тобой сейчас, в эти последние дни, без осложнений. Когда у тебя самолет?

— Двадцать пятого, — тихо и обреченно ответил он.

— Завтра прилетает Макс. Мы все поедем к Галке на дачу. И ты тоже. Как друг. — Ляля говорила твердо, словно приказывая и ему, и себе.

Егор перевернулся на спину и рывком заложил руки за голову. Пару минут выдержав в таком положении, перекатился на правый бок. Вскочил, чертыхнувшись. «Хочу на работу!» — прорычал он, обращаясь неведомо к кому. Он был в квартире один. Галина уехала к себе, чтобы с Маринкой вместе подготовить продукты к завтрашнему пикнику. На просьбу взять его с собой Беркутов услышал только отрешенную фразу: «отстань, не до тебя». Хотел было уж обидеться, но, посмотрев на ответственно-серьезное лицо Галины, передумал. Действительно, чем он ей поможет? Тягловая сила в виде мужа и сына ее сестры наличествовала, поджидая ее в машине у подъезда. Галина, торопясь, укладывала старые тарелки Беркутова и бабы Лизы в коробки, чтобы отвести этот хлам на дачу, где, по ее словам, ему и место. Новый набор посуды из небьющегося стекла уже занял свое место в допотопном серванте в комнате покойной соседки. Беркутов отказывался пока вселяться в нее, ему казалось, что Елизавета Маркеловна не одобрила бы столь поспешного захвата ее территории. «Глупостями себе голову забиваешь, Егор», — сказала ему Галина, когда он отказался сделать из небольшой комнатки уютную спальню. Они так и спали на продавленном диване Беркутова, который был разложен всегда, — мало ли когда может понадобиться!