Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага - Валерий Могильницкий
Шрифт:
Интервал:
Мне захотелось побыстрее познакомиться с Александрой Константиновной, и мы ускорили шаг. В старом трехэтажном доме, расположенном неподалеку от Дворца культуры горняков, нас приветливо встретила седоволосая женщина.
— Я сейчас чайник поставлю, вареньем из яблок со своей дачи угощу…
Пока хозяйка хлопотала у газовой плиты, я осматривал ее комнату. Она огромная, и всюду — книги, книги… На столе — сборник стихов Николая Заболоцкого. Перехватив мой взгляд, Александра Константиновна пояснила:
— Недавно с местного телевидения приходили, расспрашивали меня о Николае Алексеевиче. А затем режиссер предложила мне прочитать его стихи. Так, мол, будет лучше восприниматься телепередача о Заболоцком… — и, посерьезнев, добавила: — А вообще-то, я поэзией Заболоцкого очень сильно увлекаюсь. Я часто беру в руки томик его стихов, читаю-перечитываю дорогие мне строки… О Заболоцком нередко вспоминают только в связи с его переводом на современный русский язык знаменитого «Слова о полку Игореве». Перевод, действительно, блестящий. Но не менее ведь великолепны и его лирические стихи, поэмы… А как хорошо его стихотворение о нашем городе!
И за составом движется состав,
И льется уголь из подземной клети,
И ветер гонит тьму тысячелетий,
Над Казахстаном крылья распластав…
Александра Константиновна немного помолчала и сказала:
— Всякий раз, когда я перечитываю эти стихи Заболоцкого, передо мной встает Караганда 1945 года, тлеющие терриконы и первые бараки, копры шахты города Сарани, на которую мы тогда работали…
…Закипел чайник, и мы уселись вокруг стола. За доброй пиалой казахского чая Александра Константиновна продолжила свой рассказ. И тут мы узнали, что Николай Заболоцкий прожил в Караганде всего около года. 26 января 1945 года было принято постановление Государственного Комитета обороны об освоении Сараньского участка Карагандинского угольного бассейна, возведении шахт и города Сарани. И уже в феврале-марте на станцию Михайловка начали прибывать первые эшелоны с зэками Алтайлага. В одном из них приехал в Караганду и Заболоцкий с семьей — женой Екатериной Васильевной и двумя детьми — Никитой и Наташей.
Действительно, позже я нашел в воспоминаниях сына Заболоцкого Никиты, опубликованных в журнале «Даугава» № 3 за 1988 год под заголовком «Об отце», строки о том, что в марте 1945 года Николай Алексеевич с семьей был переведен в Караганду. «К тому времени он, — как говорится в справке № 2078/53400, хранящейся в Карагандинском государственном областном архиве, — отбыл наказание и по директиве НКВД и Прокуратуры СССР из Алтайского ИТЛ НКВД освобожден 18 августа 1944 года и оставлен на работе в лагере по вольному найму».
Выходит, что многие литераторы, журналисты недостоверно пишут, что Заболоцкий в Караганде «отбывал срок в Карлаге». Ему ежовско-бериевские органы НКВД дали к тому времени «послабление», определив вольнонаемным на поселение в Караганду. Жил поэт совсем немного времени в общежитии бывших зэков по улице Первомайской в поселке Михайловка, а затем, как подсказала Александра Константиновна, ему выделили небольшую комнату в квартире № 30 по улице Ленина, 9.
Некоторые литературоведы допускают ошибку в своих публикациях, утверждая, что в Михайловке Заболоцкий завершил большую работу над стихотворным переложением «Слова о полку Игореве», начатом еще в 1938 году в Ленинграде. Не завершил он эту работу и в комнате по улице Ленина, где жила семья Заболоцкого, настолько тесной, что в ней едва могли уместиться четыре человека. Писать плодотворно в этих условиях было, видимо, просто невозможно.
Но где же, кем работал Заболоцкий в Караганде? Александра Константиновна Белавина пояснила, что в «Сараньстрое» Николай Алексеевич был назначен вначале старшим техником-чертежником. Работал он в проектном отделе, а не в бюро, как иногда пишут. С 20 июня 1945 года Заболоцкий был переведен исполняющим обязанности инженера отделения гражданских сооружений этого же отдела.
Именно в этом отделе начала свой трудовой путь и архитектор А.К. Белавина. Было ей тогда 28 лет. Еще она писала стихи, хотя и не признавалась в этом никому, даже Заболоцкому.
— Работали мы с Николаем Алексеевичем в одной комнате, — рассказывала она. — Из сослуживцев хорошо помню Яна Александровича Ливенштейна (он тоже, как Заболоцкий, был в тридцатые годы невинно осужден, кажется, за карикатуры, которые публиковал в «Известиях»). Ян Александрович считался архитектором, с его участием был разработан проект Дворца культуры горняков. Начальником же проектного отдела был Петр Михайлович Тишевский, добрейшей души человек, он тоже работал с нами в одной комнате. Здесь же стояли столы Гаврилы Михайловича Зотова, Ивана Семеновича Сусанина, Александра Павловича Шуся, геодезиста. Возглавлял отделение гражданских сооружений К.А. Баранов, который очень ценил и уважал Заболоцкого и как работника, и как поэта.
Каким был в то время Николай Алексеевич?
— Я запомнила его за рабочим столом. Он был очень усидчивым, всегда погружен в свою работу, говорил мало. Видимо, ему не хотелось вспоминать то, что он пережил в сталинских тюрьмах и лагерях. А еще он был очень вежливым, сердечным.
Мы знали, что Николай Алексеевич поэт, но просить его почитать стихи стеснялись… А он, видимо, тоже не хотел нарушать размеренной нашей рабочей жизни, которая проходила в вечном корпений над чертежами. Строители торопили нас — требовали быстрее выдавать им проекты на временные сооружения для поселка Сарань: бараки, столовую, овощехранилище, пекарню… Наше управление прокладывало железнодорожную ветку от станции Большая Михайловка в Пришахтинск длиной около 15 километров. В проектировании ее принимал участие и Заболоцкий.
Он ничем, казалось, особо не выделялся среди нас. Ходил на работу в обычной простой куртке и хлопчатобумажных брюках. Но всегда при галстуке, всегда в свежей рубашке. Как-то я похвалила его за это. Он смущенно заметил: «За это надо благодарить Катюшу».
К жене своей, Екатерине Васильевне, он относился с большой любовью, всегда хорошо отзывался о ней. Действительно, она ухаживала за ним как за ребенком. Он был тогда уже очень болен. Моя подруга — Евгения Федоровна Зиновьева (она и сейчас здравствует, живет в Караганде, на улице Нуркена Абдирова) в то время занимала на улице Ленина, 9 квартиру № 28, расположенную на одной площадке с квартирой Заболоцкого. Она дружила с Екатериной Васильевной, помогала ей, чем могла.
Так вот, Екатерина Васильевна рассказывала ей, что Николай Алексеевич крепко подорвал свое здоровье в лагерях. На Дальнем Востоке он работал в Востлаге в карьерах, на лесосплаве и даже на строительстве БАМа, в Комсомольске-на-Амуре разнорабочим.
С мая 1943 года его забросили в Кулундинские степи в Алтайлаг. Здесь на тяжелой работе в карьерах по добыче соды на одном из содовых озер он окончательно подорвал свое здоровье, заработав ишемическую болезнь сердца.
Николай Алексеевич тогда написал стихотворение «Жена», в котором воспел свое «сокровище жизни» — милую, обаятельную и заботливую Екатерину Васильевну. Позже оно было опубликовано в «Избранном» Н. Заболоцкого, вышедшем только в 1970 году. Помечено оно 1947 годом, видимо, в Москве Николай Алексеевич доработал это стихотворение, отсюда и другая дата его появления.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!