Не тяни леопарда за хвост - Элизабет Питерс

И что же из этого следует? Археологическая ниточка ведет нас... Ну разумеется! Все улики против лорда Сент-Джона, молодого Ливерпуля или еще кого-нибудь из той же компании.

Нельзя, однако, забывать и о других частных коллекциях, которых в одной только Англии больше, чем хотелось бы настоящим археологам. Увы, наши законы способствуют безбожному разбазариванию уникальных древностей Ближнего Востока.

Есть и еще один вариант. «Жрец» мог унести ушебти прямо из-под носа мистера Баджа. В музее наш комедиант явно неплохо ориентируется, а халатность хранителя еще и облегчает задачу. Познания «жреца» в истории Древнего Египта наводят на мысль не о хобби дилетанта, а о профессии... Чтобы наш коллега опустился до подобных шуток? Убейте меня, не поверю! Да и кто бы это мог быть? Юный Уил-сон стоял рядом с нами, когда «жрец» давал одно из своих представлений в музее. Питри? Ну уж нет, только не Питри. Этому чувство юмора неведомо. Следующий вопрос пришел мне в голову внезапно, а потому не вписывался в стройную систему. А именно:

8. Не произошло ли при передаче мумии в музей чего-нибудь странного или не совсем обычного?

Надежды узнать правду мало, но попытаться можно. Молодой Ливерпуль (с подачи лорда Сент-Джона) приглашал меня в свое поместье. Почему бы не воспользоваться любезностью знатной особы? А заодно и проверить, нет ли в коллекции пустого футляра, где прежде могли бы храниться ушебти?

Что касается Олдакра, тут судить трудно, но пристрастие его светлости графа Ливерпуля к наркотикам сомнений не вызывает. Отсюда последний вопрос:

9. Какой притон он имеет обыкновение посещать? Возможно ли, что «неверные», которых проклинал египтянин в полицейском фургоне, — это лорд Ливерпуль с друзьями?

Узнать у Айши.

Фразу в правой колонке я написала твердой рукой. Без малейших колебаний.

Поэты нередко превозносят достоинства ночного отдыха. «О, сладость грез!», «О, крылья легкие, дающие свободу!»... и так далее и тому подобное. Мне лично сон кажется до обидного дурацкой тратой времени. На свете столько всего интересного, а ты будь любезен проводить треть жизни в беспамятстве. Ну не глупо ли? Как бы там ни было, но сон меня освежил и даже слегка успокоил. Вечерние письменные упражнения тоже не прошли даром. Теперь я по крайней мере знала, чем заняться, чтобы не терзать себя мыслями об Айше.

Проснувшись, как обычно, раньше Эмерсона, я неслышно, чтобы его не разбудить, выбралась из постели и сразу же взялась за дело. Точнее, взялась бы, после того как проштудировала свой «план действий». К сожалению, все действия моего плана пришлось отложить на более поздний срок. Если помните, этот день был обещан детям, а я от своих обещаний отказываться не привыкла.

Жаль, конечно, упускать время... А знаете, читатель, какая мысль смягчила разочарование? Стыдно признаться, но мне стало гораздо легче, когда я представила вытянутую физиономию Эмерсона.

Новость выплыла после завтрака. Не чудовище же я, в самом деле, чтобы портить человеку настроение на голодный желудок? Как только мой ненаглядный отгородился газетой, Перси подал голос:

— Дядя Рэдклифф! Мы скоро пойдем, сэр?

Профессор выглянул поверх газеты:

— А куда вы идете?

Настал час моего триумфа.

— Сегодня у Перси день рождения, Эмерсон. Я обещала отпраздновать это событие экскурсией по выбору именинника.

У Эмерсона вытянулось лицо.

— Ты обещала? Но, Пибоди...

— Дети живут в столице, а из достопримечательностей Лондона ничего не видели! Кто, как не мы, обязан познакомить их с историческими и художественными памятниками их родины? Нельзя же пренебрегать образованием детей только потому...

— Найми гувернера, — процедил Эмерсон.

— Я давно собиралась обсудить с тобой этот вопрос, однако он слишком серьезен, чтобы решать вот так, с наскока. Прогулка с тобой, Эмерсон, будет для всех нас гораздо приятнее.

— Ты так считаешь?... Что ж... в таком случае... Куда поедем?

— В Британский музей, — выпалил Рамсес.

Перси молчал, но его мнение было написано у него на лице.

— Тебе это, конечно, в радость, Рамсес. Твоему папе, думаю, тоже в самый раз. Но день рождения сегодня у Перси, и выбор останется за ним. Что скажешь, Перси?

— Мне все равно, тетя Амелия. Как скажете... но если вы не против.... В прошлом году папа водил нас в музей мадам Тюссо. Там так здорово! Рамсес еще не был? Может, и ему понравится?

Эмерсон уставился на племянника во все глаза. Потом хмыкнул, пожав плечами:

— Рамсесу-то очень даже может понравиться. А как же сестричка, мой мальчик? Некоторые из экспонатов...

— В Комнату Ужасов мы, разумеется, не пойдем, — возразила я. — А в целом выставка мадам Тюссо может принести им пользу. Очень познавательно... с исторической точки зрения. Рамсес днями и ночами возится со своими засушенными... гм... опытными образцами. Неплохо бы и отвлечься от мумий, узнать что-нибудь из современной истории.

— Угу. Что-нибудь эдакое... современное и веселенькое, — пробурчал Эмерсон. — Из истории французской революции, к примеру. А что? Чем плохо полюбоваться на головы, доставленные мадам прямо с гильотины по приказу революционного правительства?

— О да, сэр! — закивал довольный Перси. — Я помню. Там есть даже голова королевы. А мадам ее лично знала. Представляете, какой кошмар?!

— Умерли, — простонала Виолетта.

* * *

Пресловутая французская коллекция, вне всяких сомнений, является центром собрания мадам Тюссо. Мария-Антуанетта, чью голову мадам лепила, оплакивая страшную судьбу королевы, очень скоро была отмщена. В одном ряду с ней выставлены на всеобщее обозрение головы ее палачей, в том числе и самого Робеспьера. Жуткую картину представляет собой и сцена убийства Марата. Злодей лежит в ванне с ножом в боку... (Стоит ли напоминать, что роковой кинжал занесла рука женщины? Уверена, что не стоит. Нам есть чем гордиться.)

Читатель вправе поинтересоваться: почему я не оградила детей от кровавого зрелища? Ответ прост. Я пыталась, но была вынуждена отступить перед обстоятельствами и нажимом со стороны собственного мужа.

Мы не пробыли в музее и десяти минут, как Рамсес растворился в толпе.

— Наверное, в Комнату Ужасов пошел, тетя Амелия. Я позову! — вызвался Перси и исчез, не дожидаясь разрешения.

— Пойду за ними, Эмерсон. А ты постой тут с Виолеттой... покажи ей принца Альберта с супругой и их прелестными детишками.

— Тоже хочу, — заныла Виолетта, дернув дядюшку за руку. — Умерли. Все умерли. Хочу посмотреть!

— Девочка моя дорогая... — выдохнула я.

— Да ладно тебе, Пибоди, — неожиданно благодушно заметил Эмерсон и затопал вслед за колобком в розовых оборочках. — Она здесь уже была, не забывай. Детская кровожадность — вещь абсолютно естественная. И почему так называемые столпы педагогики упорно отрицают этот факт?