Перстень Ивана Грозного - Наталья Александрова

Капот был теплый.

— Здесь он, голубчик!

— Может, все же вызовем подмогу? — озабоченно проговорила Дуся.

— Вызовем, — ответил Лебедкин без энтузиазма и вдруг насторожился: — Ты это слышала?

— Что-то слышала… — Дуся застыла, вслушиваясь в настороженную тишину.

И теперь оба напарника расслышали доносящиеся из мрачного заводского корпуса приглушенные звуки — то ли стон, то ли плач.

— Это здесь! — Лебедкин кинулся к заколоченной крест-накрест досками двери.

К счастью, доски были прибиты только для вида, напарники вбежали внутрь и оказались в огромном заброшенном цеху.

Теперь звук, который они услышали с улицы, стал значительно громче. Это был не стон и не плач, а монотонный унылый скрип.

Глаза их не сразу привыкли к полутьме, а когда привыкли, напарники увидели посреди цеха подвешенную на цепи молодую женщину. Она медленно раскачивалась, при этом цепь издавала тот самый унылый и жалобный звук. Голова женщины свешивалась на плечо, она не подавала никаких признаков жизни.

— Неужели опоздали? — вскрикнул Лебедкин и бросился вперед.

И тут подвешенная женщина подняла голову и хриплым, сорванным голосом крикнула:

— Осторожно, здесь провал, очень глубокий!

Лебедкин затормозил на самом краю квадратного провала.

— Сейчас мы вас снимем! — проговорил он взволнованно. — А где… он? Где Александр Зимин?

— Он — там! — Женщина показала глазами на темный провал.

И тогда Лебедкин услышал доносящийся из глубины мучительный стон.

Женщина указала глазами на механизм, управляющий цепью, и пока Лебедкин осторожно оттаскивал ее в сторону от провала, Дуся вызывала по телефону подмогу. Маньяк, услышав голоса, взывал из провала о помощи.

— Подождешь! — рявкнул вниз Лебедкин. — Не сдохнешь!

— Вы как? — Дуся растирала Ликины затекшие руки.

— Ничего… — слабо улыбнулась Лика, — вовремя вы подоспели. А он вообще кто?

— Подозревается как минимум в четырех преступлениях, а на самом деле гораздо больше на нем висит, — вздохнула Дуся. — Так что, считайте, вам повезло.

— Да уж. А поначалу-то таким показался приличным человеком… — ответно вздохнула Лика.

Приехали специалисты и тут же стали ладить оборудование, чтобы вытащить маньяка из провала. Дуся договорилась, чтобы Лику отвезли домой, пообещав, что завтра вызовет ее для допроса.

Суетятся люди, беспокоятся, шепчутся по углам. Что-то у них случилось, какой-то у них переполох. А кошке Марфуте нет до них дела. Кошка Марфута сыта — напилась молочка теплого, что налила ей сенная девка Маланья, тепло кошке в натопленной спальне. Молода кошка, игрива, хочется ей поиграть. Глядит — в углу за печкой лежит какая-то блескучая штучка. Поддала кошка лапой — покатилась штучка, заблестела пуще прежнего. Интересно!

Догнала кошка блескучую штучку, поддала ее лапой и снова следит, как та катится, поблескивая. Выкатила из горницы, покатила по коридору, закатила в комнатку, где сенные девушки сидят, ждут, когда их позовут работать.

Девушки тоже волнуются, шушукаются о чем-то, на Марфуту не глядят.

Обидно Марфуте.

Подкатила свою блескучую игрушку к ногам Маланьи — поиграй со мной!

Наклонилась Маланья — что ты, Марфушка? Что это у тебя? Дай поглядеть!

Марфута тронула игрушку лапкой.

Взяла Маланья, посмотрела — надо же, перстень! Да какой тяжелый, да какой красивый…

Примерила Маланья перстень на безымянный палец — очень велик перстень, чуть не свалился. Примерила на средний — все равно велик. И как-то нехорошо ей стало, неприятно, словно озноб по телу пробежал. Не заболеть бы.

Стряхнула перстень с руки, посмотрела еще раз — нет, не подходит ей этот перстень. Мало того, что не по руке, мало того, что мужской — не для простого он человека, для важного барина. Если увидит кто такой перстень на руке у сенной девушки — начнутся вопросы, разговоры — что да откуда.

А отдавать его тоже не хочется — больно хорош перстень, больно красив.

Надо его хорошенько припрятать, так припрятать, чтобы никто не нашел…

А куда припрятать перстенек, Маланья знала: в той горнице, где она вчера была, один изразец на печке неплотно сидел. Если его тихонько вынуть, пока никто не видит, под этим изразцом можно спрятать перстень, как раз он там поместится.

Огляделась Маланья по сторонам — не видит ли кто ее?

Нет никого, только через маленькое тусклое окошко заглядывает с улицы птица.

Большая черная птица с крючковатым клювом.

Дуся вошла в туалет и остановилась. В углу возле раковины на ломаном стуле с продранной обивкой сидела Софья Павловна. Закрыв руками лицо, она раскачивалась из стороны в сторону и тихонько подвывала.

— Софья Павловна, что с вами? — Дуся не то что бы испугалась, она вообще никогда и ничего не боялась, просто очень удивилась. — Вам плохо?

— Уйди! — провыла Софья Павловна. — Видеть тебя не могу, корова толстая!

Последние слова она почти выкрикнула. Дуся не обиделась: ясно, что человек не в себе. Она пригляделась к Софье — сидит в пальто, а пальто грязью измазано, сумка рядом валяется… ах, вот что!

Дуся подняла сумку. Сумка была все та же, когда-то дорогой фирмы, а сейчас мало того, что поношенная, да еще и ручка оторвана. И раскрытая, и пустая.

— Софья Павловна, да вас ограбили, что ли?

— Ну да. — Софья оторвала руки от лица и посмотрела на Дусю злыми сухими глазами. — Сумку вырвали, а там кошелек, телефон и косметика. Сумку рваную бросили потом. Что смотришь, думаешь, мне косметика не нужна? Помада новая совсем…

Дуся хотела сказать, что та ярко-красная помада Софье совсем не шла, было такое впечатление, что Софья только что кого-то загрызла насмерть. Но вид у Софьи был до того несчастный, что Дуся передумала. И так человек на пределе. Но Софья Павловна пошла вразнос.

— Рада ты теперь? Знаю, что вы все меня ненавидите, так теперь уж попляшете на моих костях!

— Да с чего мне радоваться-то? — удивилась Дуся. — А вот скажите, часы тоже отобрали? У вас часы дорогие были, подарок бывшего мужа, так?

— Ты откуда знаешь? — Софья ссутулилась и постарела лет на десять.

— Софья Павловна, мы же тут все оперативники, — мягко ответила Дуся, — нам все подробности про человека выяснить — что вам чихнуть. Был у вас муж — прокурор, жили вы за ним как за каменной стеной на всем готовом, небедно жили, пока в один прекрасный день он не ушел к молодой предприимчивой бабенке.