Тысячи лиц Бэнтэн - Айзек Адамсон

Когда наконец схлынула круговерть образов и звуков и наутро я, взмокший и дрожащий, проснулся, все сомнения, что мучили меня, вылились в один вопрос, который звенел в башке рассерженной сигнализацией. Этот вопрос торчал у меня в мозгах еще долго после того, как я выпрыгнул из постели, накинул шмотки и умчался из отеля «Лазурный».

Как я мог быть так слеп?

Я — мертвая трава на берегу реки.

Ты — мертвая трава на берегу pеки.

«Песня лодочника»

Часов в одиннадцать утра в шестидесяти шести километрах от Токио самолет рейса «Общеяпонских авиалиний» номер 7006 в Кливленд через Чикаго и Сан-Франциско оторвался от взлетной полосы аэропорта Нарита под утренним небом, которое тяжко нависло долгожданным дождем.

Ясное дело, меня на этом рейсе не было.

Я был на желтом мопеде «Хонда Хоббит» 1978 года выпуска и мчался к торговому пассажу «Амэяёкотё», представляя свое пустое место в самолете. Когда этот образ набил оскомину, я представил на этом месте кого-то еще, того счастливчика, который отхватил его по резервному списку. Я воображал, как самолет исчезает в облаках, а этот некто глядит в иллюминатор и жует бесплатные поджаренные крекеры из риса и водорослей, которые должны были достаться мне, и этот некто думает, что, может, удача наконец к нему повернулась. Картинка мне понравилась. Точно я играю свою роль в распространении хороших чувств по миру, пускай лишь своим отсутствием. С другой стороны, картинка пустого кресла тоже была довольно симпатичная.

Я не анализирую свои сны, не ищу в них ни глубокий смысл, ни духовные откровения, ни выигрышные лотерейные номера, ни прочее в том же духе, но иногда такое в снах все же встречается. Не в откровенно символическом или фантастическом смысле. Сны вытаскивают на поверхность то, что мы забыли. Вообще-то надо было мне раньше все в кучу собрать. Сон это прояснил. Не то чтобы он мне дал недостающую улику или последний кусочек головоломки, просто напомнил о том, что было рядом всю дорогу, прямо у меня под носом.

Долгие годы я винил Токио за многие свои неудачи, но этот город легко ошеломляет. Маневры по катакомбам железнодорожных станций, преодоление лабиринтов улиц, струящиеся толпы, бесконечный шум и мигание бесчисленных огней. Пустые лица прохожих, твое собственное пустое лицо — внешние проявления умов, которые торопятся просочиться сквозь плотину стимулов. Всего одна осечка синапса — и эти умы будут похоронены под лавиной сигналов и расплавятся от перегрузки. Если Токио — город будущего, тогда нашим мозгам предстоит еще долгая эволюция.

А может, только моим мозгам.

Затормозив у станции Уэно, я припомнил старую дзэнскую притчу, в которой учитель выговаривает ученику за то, что тот видит палец вместо луны, на которую этот палец указывает. И это заставило меня вспомнить о буддистском священнике из Храма Бэнтэн — храма на пруду Синобадзу, храма, который существовал в этой вот темпоральной реальности. То, что я вообще думаю в терминах «темпоральной реальности», заставило меня опасаться за собственный рассудок, но если я и спятил, то, по крайней мере, со мной еще большая компания. Все, кто замешан в этой истории, по-моему, так или иначе сбрендили.

Искомое тоже ищет тебя. Конечно, старик священник оказался прав, но если изъясняться расплывчато, прав будешь всегда. Это трюк мировых религиозных лидеров, политиканов и аналитиков рынка, на котором они уже много лет срубают денег. А подгонять детали — это уже занятие для таких ботаников, как я.

Священник был прав, потому что Гомбэй искал меня. Оставлял сообщения в отеле, послал сигареты, подарил мне «Хонду Хоббит» за то, что я принес ему удачу. Я взгромоздился на эту штуку, и это знак того, как отчаянно я теперь ищу Гомбэя.

Надо было мне догадаться, что приключилось, когда Гомбэй заявился в пижонском итальянском костюме, хотя всего пару дней назад рассекал в невзрачном плаще. И мою догадку только подтверждало то, что он подарил мне дорогущий коллекционный мопед, хотя чуть раньше у него не хватало денег на игровую карточку патинко на тысячу йен. Ладно, Гомбэй отхватил куш в галерее патинко — вот только он не выигрывал.

По полу струятся тысячи шариков. Колотится в судорогах Миюки. Гомбэй сует мне свой мобильник и велит позвонить в «скорую». Сам же роется в сумочке Миюки, ищет ее документы, но без толку.

Однако что-то он нашел как пить дать. Что-то совсем другое.

Запарковав мопед за углом от железнодорожной линии, я пробирался по суматошному узкому проходу базара «Амэяёкотё». Я застрял на одном вопросе. Участвовал ли Гомбэй в шантаже всю дорогу или просто невзначай обнаружил огромную кучу денег, которую Миюки доставляла от Накодо Боджанглзу?

В «Амэяёкотё» все вопили. Вопили о самых дешевых кожаных куртках в городе, реальной «Шанели» по нереальным ценам, огромных скидках на новейшие видеоигры от «Сони» и «Нинтендо», свеженьких, только утром из Цукидзи, угрях и осьминогах; лицензированных, высококачественных копиях футбольных фуфаек из «Серии А»; телефонах «ай-моуд», гольф-клубах Арнольда Палмера,[71]ДВД-плейерах и миллионе других предметов, которые мне на хрен не сдались. Пробираясь через толпу к залу патинко, я заблокировал весь этот ор и сконцентрировался на прошлом, которое было прологом ко всему, что случилось после моего первого визита в «Патинко счастливой Бэнтэн».

Миюки писала к Афуро, что нашла способ выпутаться из своих обстоятельств и заплатить долги по кредиткам. Днем ее грядущей свободы был тот самый день, когда я увидел ее в галерее патинко. Первое мое впечатление было, что в занюханной галерее Миюки неуместна, и теперь я знал почему. Она пришла туда лишь для того, чтобы заплатить Боджанглзу. Трудно сказать, почему он выбрал именно это место. Может, любил дешевый символизм — зал патинко, посвященный той же богине, которой был посвящен разрушенный храм. И этот зал — неплохое место для стрелки: в «Патинко счастливой Бэнтэн» всего одна дверь, так что легко следить, кто входит и выходит, а все клиенты тупо пялятся на серебристые шарики, каскадом струящиеся в футе от их носа, и отвлечь их сможет разве что крупное землетрясение. Что и доказали судороги Миюки.

Ясно как день, что Миюки явилась в «Патинко счастливой Бэнтэн» не просто так; а вот что касается Гомбэя — здесь все хитрее. Он же повернут на патинко и, может, оказался там случайно. В конце концов, искать Гомбэя на станции Уэно меня отправил его бывший агент. С другой стороны, если Гомбэй там постоянно тусовался, то его присутствие не выглядело бы подозрительно, так что для него это тоже было бы идеальное место для стрелки.

Как бы там ни было, я знал, что Гомбэй — не загадочный Боджанглз. Во-первых, слишком молод, а во-вторых, не думаю, что у него хватило бы мозгов разработать схему шантажа. Но я надеялся, что Гомбэй был сообщником, поскольку это моя единственная зацепка, чтобы найти Боджанглза, а затем Афуро, пока еще не слишком поздно.