Моисей - Петр Люкимсон

К счастью, Само слово Бога предлагает ясное подкрепление нашему объяснению. Зехария был посланником Бога к Зерубавелю, лидеру, которому предстояло заложить на развалинах прежнего еврейского государства фундамент новой еврейской национальной жизни, задача, в решении которой он на каждом шагу сталкивался с препятствиями. Зехарии была показана менора с семью лампадами. Когда он попросил ангела, принесшего слово от Бога, объяснить ему значение этого видения, ангел ответил: "Разве ты не знаешь, что они означают?" Когда пророк ответил: "Нет, мой господин", ангел сказал ему: "Это — слово Божье, которое нужно передать Зерубавелю: Не военной мощью, не физической силой, но Моим духом, говорит Господь Воинств" (Зах. 4:6). Это — доказательство того, что менора-семисвечник представляет дух, или, более точно, Божественный дух, и что это символическое значение должно быть столь очевидным, что ответ ангела Зехарии "Разве ты не знаешь, что они означают?" предполагает некий упрек, порицание пророку за то, что тот ощутил потребность в особом объяснении, чтобы понять это символическое видение...

Итак, если свет, который излучает менора, символизирует дух понимания и действия, который даруется человеку Богом, то каково же отношение меноры к свету, который она порождает?

Если мы представим менору в ее физической форме, тогда ее основание, которое несет один цветок, ее ствол и ветви с чашечками в форме цветов миндаля с их шишками и цветами, создает полное впечатление дерева, которое, стремясь вверх, от корней, растет, чтобы стать носителем этого света.

Если в то же время мы примем в расчет, что менора была единственным в святилище предметом, сделанным целиком из металла и, более того, из золота, мы сможем легко увидеть, что благодаря материалу, из которого она была изготовлена, она должна была символизировать твердость, стойкость и неизменность, но что ее форма предполагала рост и развитие. Таким образом, два аспекта меноры, материал и форма, представляют собой рост и развитие таких качеств, как твердость, стойкость и выносливость, которые навсегда должны оставаться неизменными.

Следовательно, уже своим внешним видом менора воплощает собой полную противоположность того понятия, которое символизирует стол. Стол делается в основном из дерева... Как таковой он символизирует материальные аспекты жизни, которые по самой своей сути подвержены изменениям, присущим явлениям роста, развития, цветения, созревания и, наконец, смерти и разложения...

...Менору мы видим противоположностью столу. Сделанная целиком из золота, она символизирует именно ту неизменную твердость и неподвластность времени, которые, как показывает ее форма, должны цвести и раскрываться в святилище через дух Божественного закона...» Не хочется утомлять читателя подробным цитированием этого разъяснения символики только одного храмового светильника, которое в книге раввина Ш. Р. Гирша занимает больше десяти страниц. Понятно, что для стороннего и непосвященного читателя они покажутся нудной и никому не нужной схоластикой. Однако для знатока каббалы они представляют поистине увлекательное чтение. В итоге раввин Гирш приходит к выводу, что если центральный ствол меноры олицетворял Дух (Руах) Бога, каждая его ветвь и каждый светильник символизировал каббалистические мидот и сфирот, то есть высшие идеальные миры и различные ступени и проявления этого Духа: крайняя левая ветвь символизировала мир и качество Понимания (Бина), следующая за ней — мир и качество Силы (Гвура), третья слева ветвь — мир и качество Страха перед Богом (Иират шамаим). Первая слева от центральной лампады, пятая по счету ветвь символизировала мир и качество Знания (Даат), далее идут миры и качества Совета (Эца) и Мудрости (Хохмы). Аналогичным образом раввин Гирш, а также многие каббалисты до него и после разъясняли сакральный смысл и других атрибутов Переносного храма. При этом считалось, что внутри Переносного храма (а затем и внутри Иерусалимского храма) в силу его сакрального характера нарушались обычные и обязательные для нашего мира законы пространства и времени. Еврейские предания, к примеру, утверждают, что, несмотря на относительно небольшие внешние размеры Шатра откровения, он вмещал в себя всех, кто желал в него войти, подчас 600 тысяч человек. Более того — когда молящиеся в Шатре откровения должны были падать ниц, им всём хватало места и для этого — его пространство раздвигалось, чтобы дать евреям упасть на колени перед Богом, а когда они поднимались, снова сжималось. При этом извне и Шатер откровения, и весь Храм выглядели как обычно. Одно из чудес Святая святых, согласно этому же преданию, заключалось в том, что место, занимаемое Ковчегом Завета, не шло в счет. Размер Святая святых, как уже было сказано, составлял пять на пять локтей, но при этом после внесения в него Ковчега размер от одной стороны Ковчега до стенки и другой его стороны до противоположной стены Святая святых составлял все те же пять локтей, хотя ширина самого Ковчега, напомним, составляла полтора локтя. Согласно Библии, само соприкосновение с Ковчегом Завета для человека, не имеющего на это права, было сопряжено с опасностью для жизни. Достаточно вспомнить эпизод из Второй книги Самуила (в синодальном переводе — Второй книги Царств), рассказывающий о том, как царь Давид решил перевезти Ковчег Завета из Ваала Иудина в Иерусалим. Так как дорога шла по крайне неудобной местности, то вместо того чтобы нести Ковчег на плечах, левиты погрузили его на телегу, запряженную быками. Когда некому Озе показалось, что Ковчег чуть съехал с телеги, он решил поддержать его. Однако как только Оза коснулся рукой Ковчега Завета, он тут же замертво упал на землю, словно пораженный невидимым ударом. Таким образом, ни в одном из аксессуаров Переносного храма, ни в их расположении внутри него, ни в одном ритуальном действии не было, по утверждению еврейских священнослужителей, ничего случайного — все они носили сакральный характер. Поэтому даже самое мелкое нарушение в порядке ритуальных действий, определенном Моисеем (который, как свято верили и верят евреи на протяжении тысячелетий, был напрямую получен им от Бога), могло повлечь за собой самые ужасные последствия. По мнению ряда исследователей, это внимание Моисея к любым, порой кажущимися второстепенными, деталям ритуала было необычайно верным с психологической точки зрения. Оно поневоле должно было порождать мысль, что если Всевышний так внимателен к мелочам и может жестоко наказать за них, то какую же страшную кару Он может обрушить на голову человека за нарушение других Своих заповедей? Соответственно, если детали конструкции и убранства Переносного храма и служба в нем носили сакральный характер, то такой же характер должна иметь и одежда первосвященника и других священнослужителей. Ни одна деталь одеяния не считалась случайной или необязательной. Одеяние первосвященника состояло из эфода (ефода) — накидки, сотканной из голубой, темно-красной и малиновой шерсти вместе с сученым льном и золотыми нитями (их нарезали из тонко расплющенного золота). По форме эфод напоминал большой фартук с длинным поясом, позволявшим обернуть его вокруг тела и завязать спереди. По одной из версий, у этого «фартука» были еще две наплечные полосы, по другой — он закрывал и верхнюю часть тела, по третьей — был чем-то вроде греческой тоги. Из таких же дорогих нитей делался и пояс эфода, который, по одной версии, завязывался на уровне пупка, а по другой — под грудью. На каждой наплечной полосе был укреплен оправленный в золото сардоникс, и на каждом из этих камней были вырезаны по шесть имен родоначальников колен Израиля. Поверх эфода первосвященник надевал хошен — одну из самых загадочных и мистических деталей одеяния. Хошен делался из дорогой парчи размером в локоть на половину локтя (46 х 23 сантиметра). По одну сторону был выткан лев, а по другую — орел. Затем этот кусок парчи складывали по длине пополам, и таким образом хошен получался квадратным, со сторонами 23 сантиметра (по другой версии, со сторонами 15 сантиметров). На хошен нашивали 12 драгоценных камней в золотой оправе — в четыре ряда по три камня в каждом.