Тамбовский волк - Виктор Юнак

Тот готов был провалиться сквозь землю и стоял, переминаясь с ноги на ногу, сняв шапку и теребя её в руках.

— Или до вашей Хренояровки такое известие пока ещё не дошло? — продолжал свой допрос Подберёзкин.

— Ай, да молодец! Вот это врезал нашему под самые яйца! Вот те и танбовские!

Зашумели, загоготали довольные сельчане. Но Подберёзкин уже вновь повернулся лицом к толпе.

— Много ли у вас в селе коммунистов, товарищи крестьяне? Что они из себя представляют и много ли хорошего для вас сделали?

— Да было-то много. Почитай, человек пятнадцать. Но все они теперь не коммунисты, — ответил один за всех. — После восстания и мобилизации выписались из ячейки.

— А когда были ими, то занимались только тем, что обижали нашего брата, мужика, — вставил второй. — Продавали наш скот, а постройки и одежду распределяли между собой. А опосля всё это самогоном заливали.

— Вот и сейчас хочут отобрать последние гроши. Говорят, какой-то чрезвычайный налог.

Здесь уже опустили головы и борисоглебские начальники. Они не ожидали таких слов, даже не знали, что здесь творится такое самоуправство. И самое главное, что на кулачество и прочую контру весь этот народный гнев не спишешь.

— Значит, вы что же, мужики, против коммунии, против большевиков? — попытался спасти положение Брызгалов, но тут же получил отпор.

— Мы не против большевиков, и коммуну поддерживаем по мере сил. Но мы против, чтобы всем этим заправляли коммунисты.

Толпа вновь зашумела. Выждав несколько минут, Подберёзкин поднял вверх руку, успокаивая людей.

— Вот скажи ты нам, гражданин хороший из Танбова, али мы не правы? — обратился к Подберёзкину один из крестьян.

— В данном случае, не правы, — решительно произнёс Захар.

— Как, то ись?

— А вот так. Я смотрю, что вы здесь не совсем понимаете, о чём спорите. Впрочем, не только вы, но и многие крестьяне в других сёлах и деревнях. Постараюсь сейчас всё объяснить. Кто же такие большевики и кто такие коммунисты? Вас это интересует, товарищи?

— Так! Это! — снова зашумела толпа.

— Большевики — это те, которые в октябре семнадцатого сбросили с плеч рабочих свору богачей, фабрикантов и купцов и передали в руки рабочих все фабрики и заводы. Большевики — это те, которые уничтожили власть помещиков над крестьянами, вырвали из рук помещиков и передали в руки крестьян всю землю безвозмездно, без всякого выкупа. Большевики — это те, которые уничтожили в России власть богачей и установили власть рабочих и крестьян, власть Советов. Большевики — это Ленин, Троцкий, Свердлов и другие.

Кто же такие коммунисты? А коммунисты — это и есть большевики. Это большевики с прошлого года стали называться коммунистами. Почему же они переменили своё название? Да потому, что слово большевик — неясное. Оно означает только то, что людей, называющихся большевиками, было в партии большинство, но из самого слова "большевик" не видно, как большевики хотят устраивать жизнь и чего они добиваются. И вот решили они называться коммунистами. Из самого слова "коммунист" видно, что кто себя так называет, тот стоит за коммунизм, за коммуну.

Что такое коммуна? Коммуна — это такое устройство общества, где все должны работать. Всякий человек должен в поте лица своего добывать свой хлеб. В коммуне не место бездельникам. В коммуне кто не работает, тот ничего не получает. Тот не ест, кто не работает. В коммуне все равны. В коммуне нет власти богачей и помещиков. Коммуна — это то, что хотят устроить на земле большевики. А большевики — это и есть коммунисты. Коммунисты — это Ленин, Троцкий, Свердлов и другие. Против кого же боролись восставшие крестьяне? Кто же их обидел? На кого они ополчились?

Накопились в крестьянстве обиды на тех, кто в деревнях коммунистом назывался, а коммунистом на самом деле не был. Обижала бедноту всякая сволочь, присосавшаяся к коммунистической партии. Идя в партию коммунистов, нельзя думать о своих личных выгодах. Коммунист должен заботиться об общем благе. Кто думает о себе и о своих выгодах — тот не коммунист, того палкой нужно гнать из партии. Если вы, товарищи крестьяне-бедняки, видите, что те, которые называют себя коммунистами, не защищают ваших интересов, а только заботятся о своих выгодах и своём кармане, вы должны сообщать о таких коммунистах губернскому комитету коммунистической партии. Так, я лично вам обещаю доложить тамбовским товарищам о ваших бедах и обещаю, что мы там во всём разберёмся и беспощадно накажем виновных, если они действительно виноваты. Да здравствует Российская коммунистическая партия! Да здравствует её вождь товарищ Ленин! Да здравствует советская власть!

Зажигательность слов Подберёзкина была столь велика, что ещё некоторое время на площади царила мёртвая тишина, только снег поскрипывал под ногами переминавшихся крестьян, а затем поднялся невероятный одобрительный гул.

Весной и летом 1919 года в России свирепствовал страшный грипп, в простонародье называемый испанкой, последствие прокатившейся в 1918 году пандемии испанки, унёсшей в общей сложности до пятидесяти миллионов человеческих жизней. И в настоящее-то время не всегда медицина способна уберечь людей от этой напасти, а в те годы и подавно. Болезнь не выбирала людей — косила и крестьян и рабочих, и солдат и матросов, и простых и правителей. В тот год умер от испанки председатель ВЦИК Яков Михайлович Свердлов. Вместо него на должность "всероссийского старосты" выбрали коммуниста с большим стажем, бывшего тверского рабочего Михаила Ивановича Калинина.

Простой люд боролся с испанкой простыми же, старыми методами — заговорами да мольбой.

Была в уездном городке Шацке Тамбовской губернии церковь с особо почитаемой в народе Вышинской иконой Божьей Матери. Молитва перед этой иконой для многих казалась последним шансом в спасении больных. Упросили настоятеля церкви устроить для деревенских всеобщее молебствие и крестный ход. И двинулась толпа под песнопения и размахивания кадилом, с развевающимися на ветру церковными хоругвями вокруг деревни в надежде уберечь родных от свирепой старухи в белом балахоне и с косой.

Узнали о том чекисты, и тут же последовал приказ: всех попов и саму икону арестовать, мужиков и баб высечь прилюдно, дабы в другой раз неповадно было поповские россказни слушать.

До деревни добрались быстро, ворвались в церковь, вытащили за бороды попа и дьячка, вытолкали взашей молившихся внутри крестьян и добрались до иконостаса. Однако, едва старший из чекистов в кожаной куртке дотянулся рукой до Вышинской иконы, как услышал за спиной грозный окрик:

— Не сметь прикасаться к святыне, богохульник!

У чекиста даже рука дрогнула. Он полез за револьвером и обернулся. И увидел перед собой расхристанного, в разорванной рясе и уже без креста на шее настоятеля церкви. Каким образом он вырвался из рук вязавших его чекистов, было непонятно.

Настоятель приближался к иконостасу, вытянув вперёд руки.