Разум и чувства и гады морские - Бен Уинтерс

И снова купол содрогнулся от удара. Лакей лихорадочно перезарядил винтовку и выстрелил в третий раз, но пуля лишь скользнула по крепкой шкуре нарвала.

— Полковник Брендон предлагает мне маяк! Разве это возможно?

Элинор не сдержала улыбки.

— Я вижу, немилость собственных родственников лишила вас и веры в дружбу.

— Нет! — с неожиданной горячностью ответил он. — Вашу дружбу я никогда не подвергал сомнениям и прекрасно понимаю, что всем этим я обязан только вашей доброте.

— Вы ошибаетесь. Позвольте вас заверить, что всем этим вы обязаны исключительно… почти исключительно собственным достоинствам и тому, как высоко их оценил полковник Брендон. Я не имею к этому никакого отношения. Пока он не рассказал мне о своих планах и о том, что прежнего смотрителя утащил пират Страшная Борода, мне и в голову не приходило, что в его владениях может находиться маяк.

Элинор замолчала, но Эдвард, задумавшись, не сразу нашелся что ответить. Наконец, будто бы с усилием, он сказал:

— Полковник Брендон — очень почтенный и благородный джентльмен. Я не слышал, чтобы о нем отзывались иначе, да и ваш брат очень его уважает. Без сомнения, он разумный человек с безупречными манерами.

Дальнейшее изъявление благодарности было невозможно, так как их внимание привлекло продолжение боевых действий за стеклом купола. Беспечно вытерпев еще два-три выстрела, нарвал повернул голову и смерил лакея взглядом, будто бы решая, стоит ли тратить на него время. Видимо, решение он принял положительное, так как затем ринулся вперед и насадил лакея на рог. Тот беспомощно болтал руками и ногами, точно баран на вертеле.

Видимо, эта легкая победа вдохновила нарвала и его остроносую свиту возобновить свои усилия с еще большим упорством — все они ринулись к куполу и застучали по нему с яростной решимостью. Паутина трещинок, поначалу едва заметная, на глазах разрасталась и не предвещала ничего хорошего. Эдвард встал и заторопился прочь.

Элинор не стала его удерживать, и разговор завершился ее пожеланиями всяческого добра и счастья, куда бы ни привела его судьба, его попытками ответить тем же, что оказалось выше его сил, и дружным изъявлением надежды, что купол, укрывающий их от бушующего моря, и в самом деле так прочен, как о нем говорят инженеры.

«Когда я снова его увижу, — сказала себе Элинор, закрыв за ним дверь, — он будет мужем Люси». Задумавшись на мгновение, она бросила взгляд на купол и поправилась: «Если я снова его увижу».

В отсек, тяжело дыша, вбежала миссис Дженнингс. С каждым шагом она оставляла за собой лужицы воды, поскольку, выбираясь слишком поспешно из своей гондолы, промочила туфли.

— Надо спешить, Элинор! Собирайтесь! Марианна!

— Что происходит? Миссис Дженнингс, вы в панике! Что может быть тому…

Миссис Дженнингс резко ухватила Элинор за воротник, заставив ее содрогнуться от боли в шее.

— Слушайте меня внимательно, душенька! Конечно, вы пребываете в приятной рассеянности после того, как полковник Брендон сделал вам предложение, однако…

— Предложение? Что вы… Ах нет, цель полковника лишь в том, чтобы помочь мистеру Феррарсу.

— Господи помилуй, душенька! — в замешательстве ответила миссис Дженнингс, впрочем несколько ослабив хватку. — Не хотите ли вы сказать, что полковник женится на вас только ради возможности заплатить мистеру Феррарсу десять гиней!

Более недоразумение длиться не могло, особенно учитывая, что стекло купола дробилось все сильнее, усилиями нарвала и его свиты новые трещины появлялись в нем ежесекундно. Последовали спешные объяснения: полковник хотел вовсе не жениться на Элинор, а передать Эдварду маяк в Делафорде.

— Это не имеет значения! — возопила миссис Дженнингс. — Ради бога, неужели вы не видите? Нам надо бежать! Нельзя ждать ни минуты! Купол — весь купол — вот-вот рухнет!

— Но инженеры… — взволнованно произнесла Марианна, сбежавшая к ним вниз по лестнице.

— Забудьте об инженерах! Мы должны покинуть Станцию! Немедленно!

Выйдя из отсека, миссис Дженнингс и сестры Дэшвуд увидели, как преобразился мир.

Пока последние оставшиеся в живых слуги изо всех сил гребли, направляя гондолу к Вокзальному шлюзу, Марианна с Элинор, вцепившись в ручки своих саквояжей, смотрели вверх на свод Подводной Станции. Теперь уже не оставалось никаких сомнений: то, что они до сих пор принимали за сговор нескольких злокозненных рыб, донкихотскими методами вознамерившихся пробиться в отсек миссис Дженнингс, оказалось мельчайшей деталью рыбной атаки невообразимых масштабов. Толстое рыбное одеяло укутало купол; нестройными рядами они снова и снова упорно бились о стекло. Купол был покрыт миллионами трещин и содрогался под неумолимым натиском.

Отовсюду бешено мчались к Вокзальному шлюзу лодки. Сидевшие в них люди либо переглядывались в растерянности, либо безучастно смотрели вперед. Каналы были переполнены плотами и гондолами, каяками и скифами, а также верховыми морскими коньками, морскими коровами, морскими львами и черепахами; здесь можно было увидеть все возможные средства передвижения, одинаково торопящиеся к спасению. Одна женщина с двумя перепуганными младенцами ехала на спине лакея, стремившегося вперед отчаянным австралийским кролем.

Снаружи уже не осталось слуг, рыбными ножами и винтовками пытавшихся отогнать рыб-мечей, нарвалов, лососей, марлинов, скатов, зубаток, кефали и прочая, и прочая — целые рыбные легионы, выступившие против Станции, — рыбы было слишком много. Добраться до Вокзального шлюза и оказаться в безопасности, пока не случится… непоправимое, — вот какая цель объединила всех станционных жителей. Всех, за исключением одного человека — безумца, смельчака либо и того и другого сразу, — решительно выплывшего за пределы купола.

— Боже мой! — вскричала Марианна. — Это сэр Джон!

На бесстрашном светоче надежды не было даже водолазного костюма — он был совершенно наг, за исключением стеклянного шлема и баллона с воздухом; в правой руке он сжимал сверкающую серебром саблю длиной в фут, а левой греб вперед, словно огромная рыба с единственным плавником. Его лысый затылок рассекал волны как пуля. Сэр Джон направлялся к огромному серо-зеленому моржу, который, судя по его размерам и царственному пурпурно-оранжевому хохолку, стоял во главе этой подводной армии.

Пока тысячи перепуганных жителей Станции взирали на него в оцепенении, сэр Джон воздел саблю, с безумным лицом бросился на моржа, и на толстом боку предводителя появилась глубокая зияющая рана.

Морж в ярости встал на дыбы и нацелил на героического старика свои огромные клыки. С каждым выпадом — один! второй! третий! — все жители Станции охали и ахали, а морское войско смотрело на своего главнокомандующего рыбьими глазами.

Удар! Еще удар! Блок! Сэр Джон легко увертывался от выпадов моржа. Наконец с силой истинного безумца он возил ему саблю промеж глаз. Из раны, как из дыхала океанского дьявола, хлынула густая кровь.