Плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет, своей назовет - Элис Манро

– Ой, – вырвалось у Полли. – Ну, тогда я могу съездить сюда и сама.

– Конечно. Обязательно.

– А где это – Оканаган?

Следующим вечером, уложив детей спать, Лорна зашла в комнату Полли. Считая, что комната пуста, собиралась взять чемодан из встроенного шкафа; она думала, что Полли все еще в ванной – отмачивает полученные за день солнечные ожоги в тепленькой водичке с содой.

Но Полли оказалась в кровати, с головой закутанная в простыню как в саван.

– А, ты уже не в ванной, – сказала Лорна таким тоном, словно все происходящее вполне нормально. – Ну как, не очень обгорела?

– Со мной все в порядке, – глухим голосом отозвалась Полли.

Лорна сразу поняла, что Полли только что плакала и, может быть, продолжает плакать. У изножья кровати остановилась, не в силах просто взять и уйти. Нахлынула досада, ей стало тошно до отвращения. Полли же, вовсе не собираясь от нее прятаться, перевернулась и выглянула; ее сморщенное и жалостное лицо было красным от загара и плача. В глазах стояли готовые пролиться слезы. Вся сплошное страдание, воплощенное обвинение.

– В чем дело? – спросила Лорна, прикидываясь удивленной, изображая сострадание.

– Я тебе надоела!

При этом она не сводила с Лорны глаз, полных не только слез, но и горестного обвинения в предательстве вкупе с безумным желанием, чтобы ее обняли, приласкали, укачали и утешили.

Что до Лорны, то она ее лучше прибила бы. Хотелось крикнуть: «С чего ты, вообще, взяла? Что ты ко мне вяжешься? Что дает тебе право?»

Как что дает? Родственные узы. Они и дают. Она накопила денег, хотела сбежать и чтобы Лорна как-нибудь ее у себя пристроила. Ведь это правда? Она мечтала остаться здесь, чтобы никогда не пришлось возвращаться. Как-нибудь присоседиться к счастливому жребию Лорны, к ее новому, так не похожему на их прежний миру.

– Думаешь, я что-нибудь могу сделать? – сказала Лорна настолько зло, что сама удивилась. – Думаешь, я тут что-то решаю? Он никогда не дает мне больше двадцати долларов за раз.

И она, взяв чемодан, вышла из комнаты.

Как это все гадко, нечестно! Тоже мне, принялась мериться с Полли жалобами! При чем тут двадцать долларов за раз? У нее есть свой кредитный счет, а кроме того, стоит ей попросить, он никогда ей ни в чем не откажет.

Она долго не могла заснуть, лежала, про себя на чем свет стоит ругая Полли.

Лето на озере Оканаган из-за жары казалось еще более настоящим, чем на побережье. Горы, поросшие пожухлой травкой, и скудная тень невысоких сосен представляли собой естественное обрамление для празднования свадьбы с ее неисчерпаемым запасом шампанского, с ее танцами и флиртом и разливанным морем дружелюбия и взаиморасположения. Лорна быстро опьянела и даже сама удивилась тому, как легко алкоголь помог ей сбросить с себя груз дурного настроения. Вся ее несчастность испарилась. Укладываясь спать, она была все еще пьяна и развратна, к вящему удовольствию Брендана. И даже похмелье на следующий день казалось ей щадящим – скорее очищением, чем наказанием. В некоторой расслабленности, но вполне довольная собой, она лежала на берегу озера и смотрела, как Брендан помогает Элизбет строить песочный замок.

– А ты знаешь, что с твоим папой мы познакомились на свадьбе? – спросила она.

– Не очень, правда, похожей на эту, – проговорил Брендан.

Он имел в виду, что та свадьба (когда его приятель женился на девице Маккуэйг, наследнице чуть ли не самой богатой семьи в городе) была официально «сухой». На приеме, который проводили в зале собраний объединенной церкви, Лорна была одной из девушек, разносивших бутерброды, а выпивали тогда в спешке и тайком, на парковочной площадке. Лорна, еще не привыкшая тогда к тому, что от мужчин может пахнуть виски, думала, что Брендан переусердствовал с каким-то незнакомым гелем для волос. Тем не менее она восхищалась его широкими плечами, бычьей шеей, открытой улыбкой и повелительным взглядом золотисто-карих глаз. Когда она узнала, что он преподает математику, тут же влюбилась и в то, что у него в голове. Ее волновало всякое знание, которым может обладать мужчина, особенно если она таковым совершенно не владеет. Знание основ слесарного дела и автомеханики подействовало бы на нее точно так же.

То, что и он оказался не чужд ответного влечения, показалось ей сродни чуду. Позже она узнала, что в то время он вовсю искал себе жену: вступил в надлежащий возраст, пришло время. В его представлении будущая жена должна была быть неиспорченной юной девушкой. Не сотрудницей и не студенткой – мало того, она может быть даже из бедной семьи, девушкой, чьим родителям не по средствам послать ее учиться в колледж. Она должна быть умненькая, но неиспорченная. Этакая селяночка, полевой цветочек. Он так и называл ее в пылу тех первых дней, а иногда называет и теперь.

И вот они едут назад, оставив золотистую озерную страну позади, где-то за Керемеосом и Принстоном. Но солнце сияет по-прежнему, и в сознании Лорны маячит лишь одна слегка тревожащая точка, как бывает в поле зрения волосок, который можно сморгнуть или он сам, глядишь, уплывет куда-нибудь в сторону.

Но тревога вновь и вновь возвращалась. Становясь все более определенной и зловредной, пока наконец не набросилась на Лорну со всей силы, дав осознать, чего именно она боится.

А боялась она – то есть даже была почти уверена, – что, пока они развлекаются на озере Оканаган, Полли покончит с собой на кухне их дома в Северном Ванкувере.

Непременно на кухне. Эта картина так и стояла у Лорны перед глазами. Она воочию видела, как Полли воплотит этот замысел. Она повесится как раз за дверью, верней даже на двери черного хода. Когда они вернутся и попытаются зайти в дом из гаража, дверь в кухню окажется заперта. Они отопрут ее и попытаются открыть, но не смогут, потому что с другой стороны на ней будет висеть мертвое тело Полли. Побегут к парадной двери, войдут в кухню с другой стороны и тут увидят мертвую Полли во всей красе. На ней будет ее складчатая хлопчатобумажная юбка и белая блузка на веревочных завязочках – смелый наряд, в который она была одета, когда впервые у них появилась. Длинные бледные ноги болтаются, голова безжизненно свернута набок на хрупкой шее. Перед ее телом будет кухонный табурет, на который она сперва встала, а потом шагнула или спрыгнула вниз, чтобы окончательно разделаться со своим страданием.

Одна-одинешенька в чужом доме, в гостях у людей, которым надоела, где даже стены, окна и чашка, из которой она только что пила кофе, должно быть, презирают ее.

Лорне вспомнился тот раз, когда она сама осталась с Полли одна в бабушкином доме, на целый день предоставленная заботам кузины. Ее отец, скорей всего, был на работе в лавке. Но она тогда вбила себе в голову, что он тоже уехал, что всех троих взрослых нет в городе. Должно быть, случай был какой-то необычный, потому что никто из них никогда не уезжал ни за покупками, ни тем более развлекаться. А! – похороны! Почти наверняка в тот раз это были похороны. День был воскресный, в школу не нужно. Да Лорна была и маловата еще для школы. У нее даже волосы тогда еще не отросли настолько, чтобы заплетать косички. Вились на голове отдельными прядями, как теперь у Полли.