Ребенок - Евгения Кайдалова

Так я встречала Новый год впервые. Обычно он был для меня некой феерией из друзей, шампанского, беготни по неспящим улицам и искрящихся под звездами петард. Разрывающийся от поздравлений телефон; позже, часам к трем ночи, – гадания по строчкам из книги и задушевные разговоры. Зная, что на сей раз я буду всего этого лишена, я уже твердо решила взять ребенка в охапку и поехать через весь город в университетское общежитие. Но затем, в один из вечеров, когда Илья изводился от колик у меня на руках, я ясно представила себе, чем обернется мой любимый праздник в присутствии ребенка.

Конечно, меня встретят с распростертыми объятиями. Девчонки станут визжать от восторга перед Ильей, и он проснется. А как ребенок поведет себя на новом месте? Даже если спокойно, проснувшись, он не будет лежать на кровати, а потребует моих рук. Вместо того чтобы участвовать в общей радостной суете – помогать с новогодним столом, наряжать елку или шутливо целоваться с мальчишками, – я буду держать на руках ребенка. Вскоре тот захочет есть, и я буду вынуждена искать какое-нибудь тихое местечко для кормления, а попробуйте найти тихое местечко в новогодней общаге! После долгих мытарств это место найдено, и я удаляюсь как минимум на полчаса. В это время все рассаживаются за стол и открывают окно, чтобы проводить старый год. Когда же я спешно присоединяюсь к компании и уже поднимаю бокал, то в животе у ребенка звучит отчетливый сигнал о том, что надо менять памперс. Я с трудом выбираюсь из-за тесно окруженного людьми стола и начинаю привычные процедуры: снять памперс, обмыть ребенка, надеть новый памперс, выбросить старый. А вдруг хозяевам комнаты не понравится грязная попка в их раковине? Даже если понравится, я буду чувствовать себя неловко. Кстати, памперсов придется захватить не менее пяти, а это – огромный расход! Ну да Бог с ним, ребенок перепеленут, и я присаживаюсь к столу. Возможно, мне перепадет полчаса веселья, но затем Илья начнет засыпать, а я начну искать место, где бы его уложить. Предположим, что часам к одиннадцати я решу эту проблему (в соседней комнате, куда я буду бегать каждые четверть часа) и снова вольюсь в компанию. Далее последует один ничем не омрачаемый час, или даже полтора, но потом вся тусовка побежит на новогоднюю дискотеку, а после на улицу – устраивать фейерверк и с воплями кататься в темноте с Воробьевых гор. Я же буду обречена сторожить уснувшего ребенка. Лежа рядом с ним, я буду рыдать от несбывшихся ожиданий до тех пор, пока не усну от усталости. При этом я нарисовала самый благоприятный эскиз предполагаемых событий, а что будет, если Илья поведет себя неспокойно? Тогда я лишусь даже той сотой части праздника, которую могла бы получить, и проведу все время, сидя в комнате, соседней с той, где происходит праздник, и лишь по доносящимся до меня взрывам смеха буду знать, что отмечаю Новый год.

Да, похоже, что люди с детьми и люди без детей – все равно что красный и зеленый цвета светофора. Они хорошо горят на отдалении друг от друга и в разное время, а если смешать их, то получится грязно-бурая околесица и в отрегулированном ходе жизни мгновенно начнутся столкновения и визг тормозов. Не стоит и пытаться.

В итоге, уложив ребенка, я пару часов переключала каналы, просматривая куски новогодних огоньков и концертов. В двенадцать я наткнулась на пьющего за здравие народа президента, с горькой усмешкой выслушала пожелание любви и счастья и с первым ударом курантов выключила телевизор.

Утро первого января выдалось удивительно ясным и красивым. Минус пять, ни ветерка, с опушенных снегом ветвей время от времени падают мягкие хлопья. Гуляя с коляской, я почти успокоилась и даже подумала о том, что жизнь с ребенком тоже возможна. Если, конечно, не вспоминать о том, что существует и другая жизнь…

В начале января мне неожиданно позвонили из детской поликлиники. Возмущению врача не было предела: ребенку уже два месяца, а он еще не прошел диспансеризацию.

– У меня нет страхового полиса.

– Почему?!

– Потому что я нигде не прописана.

Мне показалось, что на том конце трубки шепотом пробормотали ругательство.

– Ладно, приносите, так посмотрим.

Собирая ребенка для визита к врачам, я волновалась до дрожи в руках. При тех чувствах, что я питала к официальной медицине, вызов в поликлинику был для меня равносилен вызову на Лубянку для закоренелого диссидента. Но не пойти, а значит, бросить вызов Системе, – казалось мне довольно опасным экспериментом. Ставя коляску у входа в низкорослое белое здание, прямо под надписью «За сохранность колясок администрация ответственности не несет», я внушала себе, что поступаю правильно. Наверное, ребенка должны периодически осматривать врачи, даже если я вижу и чувствую, что он совершенно здоров…

За полчаса ожидания перед кабинетом Илья почти успел задремать. Когда я наконец внесла его и начала распаковывать, он, в свою очередь, стал окончательно закрывать глаза. Врач велела мне положить его на живот. Илья не возражал – ему было вполне комфортно засыпать и в этом положении. Он повернул голову немного вбок и удобно устроил ее на мягкой обивке смотрового столика.

– Почему ребенок не держит головку?!

Мне показалось, что это спрашивает не врач, а прокурор, перед которым стоит по меньшей мере Джек-потрошитель.

– Он держит…

– Что, я не вижу?

– Он держит, просто он уже спит…

Врач махнула рукой и тут же села что-то строчить в медицинскую карту.

– Так и запишем: развитие не соответствует возрасту. Кладите его на весы.

Вес у Ильи оказался не только в норме, но даже у верхней границы нормы. Врач поджала губы – это явно не соответствовало ее ожиданиям. В отместку она заявила мне, что если я ем мандарины, то ребенок вырастет аллергиком на моем «цитрусовом» молоке. В этот момент в кабинет вошла медсестра, и врач с явным облегчением передала Илью ей для измерения роста, а сама занялась писаниной. Губы ее были так ядовито поджаты, точно она строчила на ребенка донос.

Как если бы это было специально задумано, медсестра оказалась полной противоположностью своей начальницы – «хорошим полицейским». Она мягко задавала вопросы и, слушая, внимательно кивала. Я прониклась к ней доверием и сама начала расспрашивать о разных так волновавших меня мелочах: о том, нужно ли поить, не так ли страшно надевать памперсы и что делать с ежевечерним плачем. Ответы оказались такими простыми, что вокруг меня стал словно рассеиваться туман. Поить не надо – сейчас не лето и не жара, памперсы не страшны, если вовремя их менять и давать ребенку проветриваться в промежутках между ними, а лекарство от колик существует на удивление простое: нужно лечь на спину и положить ребенка животом к себе на живот – это подействует как естественная грелка. Как все спокойно и не страшно! Я настолько ободрилась, что даже рискнула спросить, почему первые недели во время кормления у ребенка дрожал подбородок. Медсестра ответить не успела…

– Перинатальная энцефалопатия! – с воодушевлением объявила врач и снова набросилась на карту с шариковой ручкой. – Нет сейчас здоровых детей, ни одного! Перинатальная энцефалопатия и повышенное внутричерепное давление – раз он голову не держит.