Пленник богини любви - Елена Арсеньева

В голосе ее зазвучала горечь, и Василий почувствовал внезапную жалость.

– Не трать на меня своей великой мудрости, – молвил он тихо. – Быть может, я ее не стою. К тому же глаза твои зорки, ты умеешь читать в сердцах людей. Скажи: что еще видишь ты в моем сердце, кроме любви?

Белые, бледные глаза словно бы впились в него – и Кангалимма безнадежно махнула рукой:

– О, сколь ничтожна жизнь! Мы, как поденщики, изнуряем себя день за днем напряжением страстей, надеясь на день грядущий, однако новый день настает и находит нас теми же тружениками жизни, мечтающими о счастии, о славе, о любви… только мечтающими! Но что же делать, что делать! Нет пламени сильнее, чем любовь, и все мы обречены гореть в нем мучительно. Так гласит дхарма, священный закон Брамы. Не мне спорить с волею бессмертных богов и останавливать того, кто следует путем страсти. Но… но ты должен знать о последствиях, которые будет иметь твой поступок.

– Мне ни до чего нет дела! – не помня себя, выкрикнул Василий. – Я только хочу спасти Вареньку… Чандру, ее одну!

– Их двоих, хочешь ты сказать, – усмехнулась Кангалимма.

– Как это? – опешил Василий. – Что, Нараян тоже в беде?! Ну так я и пальцем не пошевельну ради этого подлого предателя!

– Вся вина Нараяна в том, что он следует путем своей Кармы – а это тоже страсть, поверь. Но ты… ты-то каков?!

– А что – я? – ошарашенно спросил Василий. – Я-то чего сделал, а?

– Ты… ничтожный избранник богов, дерзнувший поспорить с ними! Ты хочешь узнать у меня, каким способом можно разрушить цикл возрождения богини, а ведь даже не знаешь о том, что жена твоя чревата!

Только теперь Василий понял, что означает выражение – впасть в столбняк. Да… понадобились бы крики целой стаи павлинов, чтобы пре-рвать это оцепенение, прежде чем его телу просто надоела каменная неподвижность. Не скоро смог он разомкнуть пересохшие губы и пробормотать:

– Варенька и я… о Боже! Это… надеюсь, это сын?

– Сын! – с непередаваемым отвращением воскликнула Кангалимма. – О, если бы Аруса и Чандра зачали в ночь Великого Полнолуния сына, они могли бы идти своим путем спокойно, и дети Луны не влачились бы по их следам, простирая руки в мольбе! Но они зачали дочь… дочь, которая должна спасти детей Луны от забвения, которая возродит веру древних ариев, которая станет богиней на земле.

– Моя дочь? – тихо проговорил Василий.

– Да. Вселенная была создана из семени Шивы – из твоего семени родится богиня. Считается, что люди достигают бессмертия в сыне, сыном они выплачивают свой долг богам. А дети Луны достигнут бессмертия в дочери. В твоей дочери!

– В моей дочери? – повторил Василий, прищурясь, и в голосе его зазвенела сталь. – В моей дочери! И что они намерены сделать с ней? Прирезать на каком-нибудь алтаре?

Кангалимма простерла руку, останавливая его неистовую ярость.

– Погоди, Аруса. Я знаю, что Нараян говорил тебе о детях Луны, которые пришли из Арьяварты, страны благородных ариев. Они перешли Гималаи на севере и достигли Дандахараньи и Махантары, уповая на то, что смогут сберечь веру своих прапредков. Он рассказал тебе, что истинных детей Луны осталось мало: Кали ревнива и не терпит соперниц близ себя! Нараян не сказал лишь одного… но это одно определяет все остальное. Только раз в двадцать восемь лет, когда свершается полное обновление Земли, дозволено пытаться зачинать богиню. Раз в двадцать восемь лет дети Луны ищут богоподобных красотою, называют их Арусой и Чандрой и увозят на заветный остров, где стоит храм Луны. Там мужчина овладевает женщиной – воплощением богини. И потом еще два месяца дети Луны с трепетом ждут плодов этой мимолетной встречи, делая все для того, чтобы сохранить жизнь той, которая одну ночь была богиней, – жизнь Чандры. За это время они достоверно узнают пол будущего ребенка. Если во чреве заключен мальчик – они отступаются от родителей. Если девочка – они забирают Чандру к себе и оберегают ее и плод ее чрева как зеницу ока. После родин Чандру приносят в жертву Луне, а дочь… Дочь должна стать богиней, истинной богиней народа. Древние тайные книги ариев гласят, что лишь она одолеет Бавану-Кали, и тогда погибнут все исчадия дравидов, открыв путь северным богам в Сваргу[30] и на вершины вечно сияющей горы Меру[31]. Шесть циклов – шесть циклов, сто пятьдесят восемь лет! – не рождалась дочь у земной Чандры. И вот седьмой цикл оказался счастливым! Теперь дети Луны готовы на все, чтобы завладеть твоим ребенком: ведь если Чандра исчезнет, если ее дочь родится не в храме Луны, она не сможет называться богиней, а значит… а значит, наступит провал в семь циклов: провал в сто девяносто шесть лет, когда детям Луны будет заказано даже пытаться искать новых Арусу и Чандру, не то что зачинать богиню. Скажи, который теперь год по исчислению людей, живущих в землях ариев?

– Заканчивается 1815-й, – с трудом вспомнил Василий.

– 1815-й… – эхом отозвалась Кангалимма. – Значит, лишь на исходе 2011 года по вашему счету вновь обретут надежду дети Луны.

Василий хотел что-то сказать, но задохнулся. Волосы встали дыбом при одной только попытке вообразить невообразимое, заглянуть в эту неразличимую временную даль! В ушах у него зазвенело, словно стоял он на высоченной горе, и голос Кангалиммы с трудом достигал его слуха:

– А если и эта попытка завершится неудачей? И другая, и третья?..

– О нет! Они скорее погибнут все до единого, чем отдадут тебе дочь!

– Значит, погибнут, – кивнул Василий. – Потому что я все-таки заберу ее – вместе с ее матерью.

Кангалимма покачала головой:

– Шудра не станет брамином! Тебе никогда не справиться с Нараяном.

– Да-а? – тихо протянул Василий. – Но ведь и он тоже пока что не справился со мной… хотя, наверное, до сих пор убежден, будто меня нет в живых!

– Нараяна тебе не провести, не надейся. Он знает каждый твой шаг. Он из тех, кто в наслаждениях видит опасность, в отречении зрит защиту. Нараян – истинный раджа-йог. Он обладает даром пророчествовать и предвидеть, понимать все незнакомые языки, проникать в мысли людей. Он обладает даром прокамии[32], он способен оставлять свое тело и переходить в другое, он владеет вазитвой и особенной силой, вполне подчиняющей себе людей и одним действием воли заставляющей их бессознательно повиноваться невысказанным приказам…

– Ну да, – зло перебил Василий, – и не достичь мне его, даже если бы я стал птицей в полете, быстротекущими водами или ветром! Возможно… Но этого никто не узнает наверняка до тех пор, пока я не попробую, пока не рискну. Чем, ради бога, ради вашего Индры, мне дорожить? Чего я могу еще лишиться? Что еще у меня не отнято? Всего лишь жизнь… но это ничто для меня без моей любви. А любовь – она и сейчас, как сокол, летит и рвется вдаль, чтобы найти ту, которую я люблю, и осенить ее крылами в чужом краю. И даже если тело мое прорастет травою, любовь моего сердца будет жить – вечно жить, в этой или в другой моей сущности, ибо ты знаешь: люди, которых соединила страсть в ночь служения богине Луны, не в силах забыть и разлюбить друг друга!