Всемирный экспресс. Тайна пропавшего ученика - Анка Штурм

Фантом – это только видение, что-то, чего не существует. Пытаясь проглотить ком в горле, она поднялась на ноги. Колени болели, а сердце так же онемело, как и ноги. Она поставила книгу на место и опустила ключ в карман пиджака Даниэля.

У двери со стороны коридора было предательски тихо. Может, тихий стук – это знак Касима? Пять минут, должно быть, давно прошли.

В довершение ко всем неприятностям Флинн так и не переоделась и не смыла с волос краску. Быстро взглянув на дверь и на окна, она через голову стянула футболку с «ПЕРЕЛЁТНЫМИ ПТИЦАМИ» и вывернула её наизнанку, чтобы буквы не были видны. Натягивая её снова, она заметила за дверным витражом тень и почувствовала огромное облегчение. Касим ещё там. Всё хорошо.

Флинн затолкала письмо в карман брюк, и как раз вовремя – потому что, когда она откатила в сторону дверь, за ней стоял не Касим, а Даниэль.

– Ой! – воскликнули они с Флинн в один голос.

Даниэль прибавил «Привет» – совершенно так же, как он делал всегда, хотя в этот день они здоровались уже несколько раз.

– Я что, действительно опять забыл запереть дверь?

– Привет, – довольно кисло ответила Флинн. – То есть да. Дверь была открыта. Я удивилась и зашла проверить… – Из-за спины Даниэля она выглянула в коридор. Касима нигде не было.

Даниэль встал рядом с ней. На долю секунды его взгляд скользнул к пиджаку, но, увидев, что Флинн посмотрела туда вслед за ним, он мгновенно отвернулся.

– Очень бдительно с твоей стороны, – сказал он, нахмурив лоб. – Но тебя ждёт мадам Флорет, Флинн. Речь о ваших фанатских футболках и этой… – он показал на её причёску, – вот об этом. Я только что отослал Касима назад в столовую – в общем, иди за ним, пока мадам Флорет не оторвала ему голову. – Он подмигнул ей, но выглядел при этом не слишком весёлым.

Флинн пригладила пёстрые волосы. Она почувствовала, как на затылке последние оставшиеся светло-каштановыми пряди, потрескивая, превращаются в светящиеся лиловые.

– Уже бегу, – сказала она и поспешила покинуть вагон.

– Ни на что большее вам себя, видно, не сподвигнуть, да? – спросила мадам Флорет, когда Флинн появилась в столовой. Она вздохнула, словно, увидев вывернутую наизнанку футболку Флинн, потеряла последнюю надежду. Касим поступил с футболкой точно так же. Флинн встала рядом с ним, и он посмотрел на неё извиняющимся взглядом. – Воскресный вечер для вас прикончен, – растягивая слова, сообщила мадам Флорет. Касим быстро взглянул на Флинн, словно спрашивая, кому из них поправлять её на этот раз. Но мысли мадам Флорет, похоже, витали где-то очень далеко. Она бросила взгляд наверх, к стеклянному потолку, над которым в вечернем небе замешивалось что-то опасное, как перед грозой. Это походило на театральную декорацию: слишком драматично и совершенно, чтобы быть настоящим. – Отправляйтесь в хозяйственный вагон к Кёрли, – сказала она. – Перечистите обувь всех учеников.

– Всех учеников?! – прохрипел Касим.

Флинн только кивнула. Несмотря на всю обоснованность своих действий, она чувствовала себя виноватой.

Мадам Флорет взглянула на блестящие часы на запястье. Казалось, она что-то высчитывала.

– Нет, не только всех учеников, – сказала она немного погодя. – Ещё и всех сотрудников.

Кёрли принял Флинн и Касима у себя в вагоне без всякого восторга, это было явно заметно по его лицу. Следя за ними своим ястребиным взглядом, он ворчал больше обычного.

Пока Флинн с Касимом молча надраивали кремом из тюбика с надписью «Крем-блеск для обуви Дж. Е. Керон» одну пару обуви за другой, за маленькими окнами Всемирного экспресса сгустилась ночь. При свете тонкого серпа луны лесистая местность вокруг поезда казалась первобытной и незаселённой. На стенах вагона горели, мигая, лампочки без абажуров. В этом призрачном освещении шкафы и стеллажи представали теневыми монстрами в человеческий рост. Время от времени слышался стук капель, падающих с мокрого белья, развешанного над их головами.

Когда Кёрли в десять часов наконец ушёл, Флинн со вздохом прервала работу. Сидя на грубом деревянном полу между Касимом и стиральной машиной, которая была одновременно и сушилкой, она рассматривала, держа в руках, огромный сапог с коркой грязи. Он принадлежал одному из машинистов и был покрыт таким слоем копоти, что вытравленный на тёмной коже ворон уже еле проглядывал сквозь неё.

– Мы могли бы подпилить ей каблуки, – под перестук колёс сказал Касим.

Флинн рассеянно подняла взгляд. У её широко расставленных ног громоздилось больше пятидесяти пар обуви, собранной Кёрли у павлинов: сине-зелёные кеды с эмблемой школы, но ещё и изношенные балетки, запылённые сапоги и минимум пять пар туфель Гарабины на высоких каблуках.

Флинн покачала головой.

– Плевать мне на Гарабину, – призналась она и рассказала Касиму о билетах павлинов-фантомов в кабинете Даниэля.

Пока она говорила, взгляд её упал на вставленную в рамку чёрно-белую фотографию над рабочим столом Кёрли. Её покрывал толстый слой пыли, но Флинн всё же различила на ней черты юной девушки. Охваченная любопытством, она встала и рукавом стёрла пыль. В правом углу выцветшими чернилами была сделана подпись: «Твоя Йетти».

Флинн застыла от ужаса. Опять это имя!

– Касим, ты только взгляни! – прошептала она.

Освещение в вагоне давно переключили на ночное. При свете матовых зелёных лампочек склонившийся к фотографии Касим с его синими светящимися волосами казался джинном из бутылки. Стекло отразило его изучающий взгляд.

– Йетти Флорет, – прочёл Касим и с удивлённым лицом констатировал: – Она выглядит как молодой вариант мадам Флорет. – Никто из них не мог этого объяснить. Секунду спустя Касим сказал то, что было намного реальнее и страшнее: – Йетти так Йетти, но если мы не поторопимся, ты пропустишь дуэль Фёдора.

Флинн чуть не выронила закопчённый сапог. Она совершенно забыла про дуэль Фёдора! Всё слишком перепуталось у неё в голове. Сейчас там была только тоска от услышанного голоса Йонте и ужас от его пепельно-серого билета. Её охватило ощущение, что её кто-то запер в слишком тесном для всех её переживаний вагоне.

Она молча сунула руку в карман брюк, чтобы достать письмо матери: вдруг там найдётся какая-то подсказка, в которой она сейчас так нуждалась. Но вместо мягких краёв письма или обугленных – билета её пальцы наткнулись на что-то прохладное, металлическое. Упнар. Флинн положила его на рабочий стол Кёрли – между какими-то инструментами не больше крабьей клешни и пакетиками «Стирального порошка Генриетты с наилучшим запахом». Упнар переливался ярче всех мыльных пузырей, поднимающихся из пакетиков. Эта штуковина позволила ей услышать Йонте. И это при том, что в поезде он был всего лишь воспоминанием.

Рядом с ней Касим взвизгнул, как девчонка:

– Ты что, не выбросила эту фиговину?!