Октавиус - Эрнест Марцелл

– Как вам будет угодно! – театрально произнес Левингстон, чуть не скорчив гримасу.

Я крепко пожал его ссохшуюся, горячую руку, больше напоминавшую узловатую ветку дерева:

– Принимаю, сэр!

При этих словах на лице Уллиса заиграли темные желваки и он яростно уколол меня острым взглядом, не проронив, однако, ни слова.

Со злобной улыбкой со своего места встал Миллер и также направился ко мне.

– Господин Треймонд рекомендовал вас как достойного человека, – выдохнул он чуть ли не в лицо мне. – И я рад буду также заключить с вами пари… Сто тысяч, сэр зять достопочтенного Рональда Блейка!

Намек его я понял сразу и ответил в такт:

– Принимаю, господин акционер. На тех же условиях…

Хорошо, что Элизабет была далеко отсюда: она грохнулась бы в обморок, узнав, на какую сумму заключено было пари. В общей сложности цена вопроса поднялась для меня с сотни тысяч фунтов до миллиона, а число моих противников возросло с одного до десятка. Среди них был и Эдвайс. Уллис, судя по всему, не мог поверить в происходящее – похоже, он решил, что я сошел с ума. Пару раз он попытался осадить меня, однако его уже никто не слушал. Тогда он успокоился окончательно и принялся следить за дальнейшим развитием событий…

В одно мгновение был расчищен стол, за который уселись не менее дюжины писцов. Левингстон принялся декламировать условия договора, который записывался тут же для каждого из участников пари в двух экземплярах. Я со своей стороны вносил нужные поправки, остальные участники внимательно слушали, время от времени корректируя детали. Словом, уже через полчаса я с победоносной улыбкой держал свой экземпляр договора, подписанный каждой из сторон, и его копию, выполненную на рулоне свиной кожи и скрепленную печатью компании.

Дональд Эдвайс выразил свое личное желание подтвердить мой триумф, встретив «Октавиус» возле Гренландии. Для этого он объявил, что завтра уже выходит в Англию, следуя обычным путем через мыс Доброй Надежды, и желает встретиться со мной в оговоренной точке. Я ответил полным согласием. До сих пор угрюмо молчавший Уллис неожиданно объявил, что лично проводит меня на своем корабле до Японии, что было также полностью одобрено мной. Хотя, признаюсь честно, я был даже несколько удивлен подобной щедростью. Не менее часа еще обсуждались детали, и в конце концов, когда была наконец-то поставлена финальная точка, сама собой наступила короткая тишина тайм-аута: все, сидя на своих местах, просто переводили дух.

Шелковая рубашка прилипла к спине, волосы ко лбу – я промок от пота насквозь, и только когда основное напряжение спало, почувствовал это. Бдительными слугами были уже открыты фрамуги окон, но сквозняк не прибавил свежести, только усиливая отвращение от этих ощущений. Левингстон обмахивался своим платком, Шомберн промокнул салфеткой лоб, даже больше всех кипятившийся Миллер наконец-то угомонился и сидел на своем месте, тяжело отдуваясь. Уллис, подписавший бумагу последним, время от времени кидал на меня злобные взгляды. Я тихонько собирал свои бумаги, готовясь к тяжелому разговору, и с облегчением услышал, как массивные золотые часы, являвшиеся частью ажурного камина, тонко и мелодично пробили пять часов.

– Господа. – Появился сухой распорядитель в традиционном красном кафтане и белом парике. – Прошу всех вниз.

Один за другим все поднялись со своих мест и потянулись к выходу. Однако чаепитие прошло на удивление в благодушной атмосфере: никто даже словом не упомянул о заключенном пари, хотя я уверен был, что весь последующий день разговоры будут только о нем. Обстановка разрядилась прямо на глазах: Левингстон стал необычайно любезен и добродушно общался со всеми; Миллер, еще полчаса назад готовый растерзать самого дьявола, теперь как ни в чем не бывало веселил дам каким-то рассказом; даже Уллис несколько раз усмехнулся, когда Глэдис спросила его о чем-то. Все выглядело настолько мирно, что Элизабет даже не почувствовала неладного, чему я было только неимоверно рад.

Однако, время от времени ощущая на себе пристальный взгляд Уллиса, я понимал, что неприятного разговора не миновать, и загодя был готов ко всему. Это и произошло, когда я в период между окончанием чаепития и началом танцев, окончательно разомлев от горячего чая, зашел в уборную привести себя в порядок. Но только я подошел к зеркалу, как в комнату чуть ли не бегом ворвался Уллис, по всей вероятности, давно уже карауливший этот момент. Он яростно метнул взгляд по сторонам, и слуги мгновенно исчезли. Мы остались совершенно одни, и он резко захлопнул за своей спиной дверь и тяжело уставился на меня.

– Уллис, нас будут ждать, – спокойно сказал я, хотя внутри во мне все так и подпрыгнуло, и на всякий случай подальше убрал бумаги, которые нес в руках. – Нехорошо опаздывать. Поговорим после!

– Нет, мы сделаем это прямо сейчас! – Свирепо сжимая кулаки, он двинулся ко мне навстречу. – Так вот что ты, подлец, задумал! Вот каково оказалось твое честное слово на самом деле!

– О чем это ты? – как можно более искренне удивился я. Глаза его метнули молнии, он прямо подскочил на месте – мне показалось, что через секунду он ударит меня наотмашь.

– О чем?! – лязгая зубами при каждом слове, прорычал он. – Ты отдашь в качестве залога то, что по праву уже принадлежит мне!..

– Эта вещь сейчас лежит, – спокойно ответил я, – в каюте «Октавиуса». Там, где ей и пристало сейчас находиться по праву. Мы говорили с тобой, что ты получишь ее сразу же после моего возвращения. Только представь себе, какие лавры ждут нас с тобой…

– Ты обманул меня как последнего идиота! – чуть не заорал он, багровея. – А я, как наивный дурак, поверил тебе!

Возьми я камень с собой, как планировал я раньше, то он, скорее всего, отобрал бы его у меня либо силой, либо каким-то другим способом. Но теперь он прекрасно понимал, что не видать ему алмаза как своих ушей, даже если он с помощью кантонских ищеек и перевернет мою шхуну от киля до верхушки грот-мачты…

– Не кричи, – равнодушно заметил я, – а то нас могут услышать. Если об этом узнают почтенные господа купцы, то будет крайне нехорошо…

Уллис вместо ответа прорычал что-то невнятное. Эти слова мгновенно остудили его бешенство, однако окончательно униматься он даже не думал – и вновь на повышенных тонах зашел с другой стороны.

– Я привел тебя сюда как друга! – Уллис тяжело дышал, испепеляя меня взглядом в упор. – Я хотел дать тебе возможность сделать карьеру, завести связи, деньги! И что ты сделал в благодарность за это?! Ты чуть не подставил меня своей выходкой! Долгие годы я шаг за шагом шел к месту в совете директоров, чтобы ты в один прекрасный миг едва не похоронил все мои перспективы…

– У меня и в мыслях не было навредить тебе хоть каким-то образом! – Я раскинул руки в стороны с какой-то даже обидой в голосе. – Неужели ты не видел напыщенные физиономии, когда они услышали мое ирландское произношение! В Ливерпуле, Йорке и даже в самом Лондоне мы не только обычные, но даже уважаемые люди.

А для этих спесивцев мы всегда будем Пэдди – тупоголовая деревенщина. Так они, кажется, величают нас повсеместно?!