Небывалое неизбежно - Василий Головачев

– Не пугайте, Конрад, у них тоже есть свой глайдер, и, по вашим докладам, они не уступают нам ни в чём.

– Кроме долга, – хихикнул директор АНБ.

Улыбнулся и Трапп. Речь шла о долге США всему миру, превысившему двадцать триллионов долларов.

– Тут мы впереди планеты всей. Итак?

– Инициатива в ваших руках, Йозеф, председатель наверняка предложит то же самое – уничтожить WUFO, лучше мы будем первыми и здесь.

Трапп успокоился, приказал компьютеру связать его с министром обороны.

– Джон, подтверждаю вариант «001» по России.

– Понял, сэр, – браво ответил министр.

* * *

Солнце в полярных широтах Северного Ледовитого океана не желало уходить за горизонт, и это раздражало капитана эсминца «Олдридж» Куно Вачовски больше, чем холодный ветер, леденящий лицо. Поляк, уроженец Лодзи, сумевший сделать военно-флотскую карьеру в США, Вачовски ненавидел холодный север и жаждал служить в южных широтах, но его упорно посылали ближе к Северному полюсу, что только добавляло ненависти к «проклятым русским» («Олдридж» всё время следил за русскими кораблями) и терзало его холерический характер.

Стараясь не вылезать на палубу лишний раз, Вачовски основную часть времени проводил в своей каюте, и лишь три-четыре часа – в посту управления кораблём, напичканном электроникой от кормы до носа и от киля до клотика.

Погода в конце июня в море Лаптевых начала портиться. Задул неприятный западный ветер, поднимая волнение, солнце скрыли космы туч, похолодало. По мысли капитана, делать эсминцу в море Лаптевых, практически у границы льдов, было нечего, однако приказ комфлота: дойти до точки с определёнными координатами и ждать – следовало выполнять, и Вачовски ничего не оставалось делать, кроме как ворчать на погоду, сетовать на отсутствие женщин на борту и пить в своей каюте текилу.

Утро в понедельник двадцать четвёртого июня началось дождём и не предвещало ничего хорошего.

Вачовски проснулся в плохом настроении, наорал на матроса, принёсшего в каюту завтрак, только из-за улыбки на его смуглом лице, собрался устроить внезапную боевую проверку, но судьба распорядилась иначе, с мостика позвонил старпом:

– Сэр, шифровка с базы.

– Читай, – буркнул Вачовски.

– Приказ активировать объект «001».

Несколько секунд капитан стоял в оцепенении, переваривая услышанное, потом выдавил севшим голосом: «Сейчас буду», – и начал одеваться. Через две минуты он ворвался в пост управления кораблём.

Шифровка с базы по сути являлась приказом послать в сторону российских берегов гиперзвуковую ракету F-44, способную развивать скорость до четырёх «махов»[23], лететь на высоте трёх-пяти метров над водой и поверхностью суши, неся в своём чреве как обычный боеприпас, так и ядерный. По уверениям базовых испытателей глайдера, сбить его не мог ни один ныне существующий зенитно-ракетный комплекс, даже супернавороченный российский ЗРК С-600 «Медведь». Но в боевых условиях никто F-44 не испытывал, и увидят ли его русские радары и смогут ли сбить, никто не знал.

Вачовски бросил взгляд на часы. До пуска глайдера оставалось меньше часа, следовало поторопиться с подготовкой к его активации. После старта управление над ним должен был взять спутник, а ему, капитану «Олдриджа», предписывалось сменить район барражирования и ждать подхода Третьего северного флота США, готового выйти с базы на Аляске в воды Северного Ледовитого океана, к берегам России.

– Подготовить к пуску объект «001»! – скомандовал Вачовски, не переживая по поводу получения приказа; ему не нужно было следить за режимом полёта глайдера, за точностью удара, за реакцией русских, управление ракетой взяли на себя специалисты Пентагона, и в душе капитана поселилось умиротворение. Он даже задудел старую биттловскую мелодию, мстительно подумав: «Получите ножик в спину, русские свиньи!»

– Кофе!

Ему принесли бумажный стаканчик с эспрессо.

С мостика было видно, как по бортам эсминца разбежались матросы, но почти всё вооружение корабля пряталось внутри корпуса, увидеть подготовку F-44 к запуску можно было только по внутренним мониторам.

Ровно через двадцать пять минут командир боевой части доложил о готовности к стрельбе. Вачовски дождался нужного момента, отдал приказ:

– Пуск!

В борту судна откинулся люк, в воздух выпрыгнул на струе сжатого воздуха стремительный силуэт глайдера, рвануло пламя пороховых ускорителей, и ракету унесло в небо. Сделав горку высотой в сто метров и получив команду «перехват управления», глайдер снизился над морем до пятиметровой высоты и унёсся к южному горизонту.

– Связь с базой! – с облегчением вздохнул Вачовски.

Теперь он ни за что не отвечал.

Падение в бездну было глубоким и долгим. Прошло две вечности, прежде чем бесформенные видения перестали виться вокруг, отступили и пропали. В памяти сохранилось лишь последнее из них: нечто вроде зала в форме купола, со светящимися стенами, тающие зеркала пола, огромное сооружение в центре, сочетающее в себе многие геометрические фигуры и одновременно образы переходящих друг в друга неведомых существ. Но скользящее в пропасть сознание Назара не удержалось в зале, он провалился в ставший зыбким туман и очнулся уже лежащим на дне невероятно ровной ложбины, протянувшейся с берегового откоса к озеру. Лишь через минуту он осознал, что ложбину проделало «щупальце» Динло, выбросив его и Фросю туда, куда они стремились вернуться.

Но Леонтия рядом не было.

Волконская очнулась тотчас же, стоило ему прикоснуться к ней. Подняла голову, огляделась, затем опёрлась на протянутую руку, встала.

– Мы… дома?

– Дома, – улыбнулся Назар. – Леон не ошибся, интерфейс Динло услышал наши молитвы.

– Где он сам?

Назар завертел головой, влез на край рытвины, увидел знакомые кочки, мшистые поляны, лесок и берег озера. Сначала не понял, почему берег в паре сотне метров зыбится и дрожит, потом сообразил – таким Динло видели люди. Хотя теперь его переливчатая воздушная гора закрыла чуть ли не половину озера.

– Не вижу…

– А где Динло? – Волконская поднялась к нему. Её шатнуло.

Он поддержал женщину под руку, заглянул в глаза.

– Плохо себя чувствуешь?

– Голова кружится… но давай договоримся, Назар…

– Нарзан.

– Давай договоримся, капитан, никаких вольностей при посторонних! Ни жеста, ни слова! Я понимаю, что я дала повод, но повторяю ещё раз… Всё не так просто, как ты себе представляешь.

– Я не представляю…

– Договорились?