Зона приема - Владислав Выставной

Кожа заметно потемнела, сеть темных прожилок становилась все гуще. Он уже физически ощущал, как тело перестает быть привычным, своим. Где-то в районе грудины нарастало ощущение, которое он поначалу не мог определить, а теперь ощущал каждой оставшейся живой клеткой.

Обратный отсчет. Вот что это было за ощущение. Жизнь утекала с нарастающей скоростью, как песок из верхней половинки песочных часов.

– А? – отозвался парень. Он неловко распутывал автоматный ремень.

– Если я все-таки сгину, а потом когда-нибудь объявлюсь в виде «зомби» – обещай, что присмотришь за мной.

– Что?! – Лицо Акима застыло.

Шевцов, осматривавший отстегнутый диск своего РПК, с любопытством поглядел на сталкера.

– В Институте у нас, в отделе физиологии, любят потрошить ходячих покойников. И если меня все-таки поймают…

– Да что такое болтаешь?

– Так вот, если меня отправят на опыты – сообщи шефу. Я не хочу, чтобы меня резали, как свинью. Электроды там, энцефалограммы и все такое – это ладно, пусть, но главное – чтобы не резали. Я тебя прошу. Обещаешь, что не допустишь?

– Ну ладно… – Аким переглянулся с Шевцовым. – Обещаю.

Кот немного успокоился. Он хотел даже пошутить на эту тему, но его перервал треск динамика:

– Кх… Кх… Прием…

– Да, слышу! – Сталкер гаркнул прямо в микрофон рации, не обращая внимания на предупреждающий жест Шевцова: группа Зубова могла все еще находиться в пределах слышимости. – Ну что там у вас? Мы слышали выстрелы!

Ответа не было больше минуты. Все это время рация продолжала хрипеть и потрескивать. Потом вдруг наступила тишина, и Кот решил, что связь прервалась окончательно. Но в этой тишине вдруг раздался отчетливый, даже слишком четкий для рации голос:

– Они погибли, Кот.

– Они – кто? – непонимающе проговорил сталкер.

– Шевцов, Аким. Твои меня слышат сейчас?

Кот перевел взгляд на друзей. Аким побледнел, Шевцов мрачно насупился. Не отрывая от друзей взгляда, сталкер сказал:

– Слышат. Что произошло? Ты два часа не выходил на связь.

– Два часа? – «Второе я» на той стороне зашлось в кашле. – Я не мог связаться с вами сутки.

– Я не понимаю… – проговорил Кот.

– Временной разрыв увеличился, – предположил Аким. – Возможно, когда шли через Лебедевку. Там пространственно-временные аномалии.

– Неважно! – колко сказал голос. Даже здесь ощущалось, с каким усилием говорит эфирная копия сталкера. – Я умираю, и ты, Кот, должен это знать. Тебе остались сутки.

Кот прислушался к себе – и ничего не ощутил. Он и так знал, что ему осталось недолго. Правда, он не думал, что всего один день.

Мало. Как все-таки мало. И сколько бы не оставалось – любого времени будет не хватать.

– Слушайте меня внимательно, – продолжал голос. – Эти ребята не отвяжутся, пока не убьют вас всех. Они параноики, психи. Ваш единственный шанс – перебить их всех до того, как они доберутся до вас. Если бы я мог… – Он снова закашлялся. – Если бы я мог оказаться на вашем месте… – Он замолчал, дыша тяжело, с присвистом. – Шевцов, ты слышишь?

– Слышу, – деревянным голосом отозвался контрразведчик.

– Тебя завалили первым. Снайпер – прямо на выходе из Лебедевки. Каким-то образом они обогнали нас. Это все Гвоздь – он их провел. Когда он успел так наловчиться, собака, ума не приложу… Аким!

– Да, – бледно произнес парень.

– Тебя они достали уже в городе. Я, дурак, решил, что ты в безопасности. Но не будет безопасности, пока они живы. Их надо уничтожить, понимаете? Они не люди! Уже не люди…

Кот слушал и не мог ничего понять. Да, компания у Зубова была на любителя, но назвать их безумцами он никак не мог. Даже этот ученый-оборотень был вполне вменяем, а может – повменяемее всех вместе взятых, даром что подлец.

Но его «второе я» знало что-то, что суждено узнать только в будущем. Правда, совсем близком будущем. И отмахнуться от этого уже нельзя.

– Обещайте, что уничтожите их, – прохрипел тот, на другой стороне. – Отомстите за нас!

Слова застыли на губах сталкера. Вместо него сказал Шевцов:

– Обещаем! Мы размажем этих гадов, будь спокоен.

– А ты, Кот… – голос в рации стал совсем слабым. – Ты… Я…

– Что?! – пробормотал сталкер. – Что мне сделать?!

– Я…

Рация пискнула и замолчала. Теперь уже навсегда.

Кот опустил устройство. Поглядел на обалдевших друзей. Сказал с совершенно неуместной кривой усмешкой:

– Вот так, значит, ребята. Поздравьте меня – я умер.

Есть такие вещи, знание которых человеку никак не на пользу. Ну просто совершенно ни к чему. К таким вредным знаниям относится и информация о времени собственной смерти. Так, живешь себе счастливо, ни о чем плохом не думаешь, а тут хлоп – кирпич на голову. Так счастливым и отправляешься на небеса.

Хотя это как сказать. Некоторым, чтобы по-настоящему ощутить жизнь, как раз и не хватает этой информации. Доводилось читать, про Черчилля, кажется, мол, он был уверен, что умрет, как и его отец, в сорок лет, а потому он и спешил сделать как можно больше. За что и получил прозвище – «вечно спешащий молодой человек». Или кто-то вдруг узнает, что смертельно болен, и ему остались какие-то месяцы. И человек вдруг наполняется невесть откуда взявшейся энергией, начинает наверстывать упущенное.

У сталкера не было месяца. Были сутки. За сутки упущенное не наверстаешь. Эпопея с Островом выздоровления не принесла. И другого шанса излечиться не было.

Самое время, чтобы решить, как с пользой провести оставшиеся сутки.

Сутки. До смешного мало. Смертнику в камере хватает лишь на то, чтобы вдоволь поплакать, помолиться да съесть последний ужин перед казнью.

Кот не собирался заниматься бессмысленными вещами. Он вдруг с ледяной ясностью понял, чего хочет на самом деле. Он не будет дожидаться своего предсмертного хрипа. Это совершенно ни к чему.

Он погибнет в бою.

Эта мысль неожиданно согрела ему сердце. Наверное, такое сладкое чувство испытывали перед последним боем старые викинги, решившие перебраться в Валгаллу. Кот поглядел на клонившееся к закату солнце и не смог сдержать улыбки.

Ему не нужно принимать решение. Все уже решено.

Шевцов поймал его взгляд и с подозрением поинтересовался:

– Эй, дружище, с тобой все в порядке?

– Нормалек! – продолжая улыбаться, сказал сталкер. – Все просто отлично.

– Да? – с сомнением произнес Шевцов. – Что-то я не вижу особого повода для оптимизма. Тут со всех сторон намекают, что мы до завтра не доживем, – с чего бы радоваться?