Золото тайги - Максим Дуленцов

Когда Витя забежал в здание станции и поднялся на второй этаж, пожилая секретарша закрывала кабинет с надписью «Начальник» на ключ. На вопрос, где начальник, она недовольно кивнула в окно, пробурчав что-то про обед, и скрылась от Вити со скоростью, никак не присущей людям такого преклонного возраста. За окном у входа на станцию стояла старая белая «ауди» и пыхтела выхлопом. Пока Витя бежал вниз, догадавшись, что это машина начальника станции, она мягко тронулась задним ходом и, пропятясь метров триста, оказалась у одного из домов, окружающих пристанционную площадь. Витя смотрел на удаляющуюся машину и ничего не понимал. Аксакал, сидевший на скамейке у станции и греющий на уже ярком солнце свои старые кости, обтянутые видавшим виды пальто с воротником из рыбьего меха, перехватил его взгляд и проскрипел:

– Однако начальник уехал кушать. Дома жена кушать сделала. Ты жди, через час обратно приедет. Он уважаемый человек.

Витя сел рядом на скамейку и углубился в раздумья о таинственности Востока. Ровно через час белая машина уже нормальным макаром, то есть передним ходом, достигла своего места назначения в трестах метрах от дома, у входа на станцию. Из нее вышел толстый бай в каракулевой папахе и начищенных сапогах, таких персонажей Витя видел только в старых советских фильмах про басмачей. Бай-басмач степенно вошел в здание и скрылся у себя в кабинете. Оказалось, по-русски говорил он плохо, поэтому взял бумагу от департамента транспорта, пошевелил губами, затем толстыми пальцами, в которые Витя уже привычным жестом вложил три стодолларовые купюры. Тот довольно чмокнул и, подышав на печать, грохнул ею о бумагу. Разрешение было получено.

Витька радостно сбежал по лесенке на перрон в поисках депо и свободного тепловоза. Но Восток в лице распорядителя вагонами остановил его ретивость:

– Тебе надо на Вторчермет? Нет, мы туда не поедем. Это территория российских военных. Они нас не пропустят. Тебе к полковнику Лютому надо, командиру части, добро получить.

Фамилия полковника не внушила Вите доверия, но деваться было некуда. После недолгих поисков штаба части, где заседал этот полковник со страшной фамилией, стал ожидать аудиенции. Наконец лейтенант за столом в приемной открыл дверь, жестом приглашая его зайти. Полковник Лютый был действительно лют. Выслушав просьбу Вити с каменным лицом, он разразился речью, которая начиналась с «едрить твою раскудрить», состояла в основном из сложноподчиненных предложений с придаточными сравнительными и изобиловала идиоматическими выражениями. Смысл сказанного, который уловил Витя, сводился к следующему: «Не пущу на свои рельсы этих непрофессионалов, в прошлом месяце пустил, так тепловоз набок завалили». Несмотря на принадлежность полковника к славянской расе, Витя решил и на нем использовать опыт, приобретенный из общения с людьми Востока, выбросив на стол пятьсот долларов. Полковник заткнул фонтан русской словесности, внимательно рассмотрел зеленые бумажки и уже миролюбиво произнес:

– Ну, едрить твою раскудрить, это ж совсем другое дело! А то… – дальше вновь полилась прекрасная русская речь, изобилующая неологизмами, да такими, каких Витя и не слыхал, и вообразить себе не мог. Перевод означал: «Валяй, гони вагоны, разрешаю».

На следующий день Витя получил пару вагонов, тепловоз, машиниста и сцепщика. Когда он подошел к тепловозу, машинист, русский, и сцепщик, казах, олицетворение дружбы и единства народов, уныло жевали бутерброды.

– Поехали на Вторчермет, – весело помахал Витя разрешающими бумажками.

– Куды? – с набитым ртом грустно спросил машинист.

– Туды, – указал Витя примерное направление.

Машинист и сцепщик переглянулись и покачали головами.

– Однако нет, не поедем мы туда, – с сильным восточным акцентом сказал сцепщик.

– Как так не поедете? Вот распоряжение начальника станции!

– Ну и хрен с ним, пусть сам тогда едет.

– Да почему вы не хотите ехать? Вот от военных разрешение!

– Сидай ко мне, покажу! – машинист показал Вите, что надо залезть в кабину. Сцепщик повис на поручнях снаружи, тепловоз гуднул и тронулся. Выехав к стрелке, отсекающей ветку на Вторчермет, машинист стопорнул ход, вытянул руку вперед: – Смотри!

Витя присмотрелся. Железнодорожное полотно напоминало две неровно извивающиеся змеи, рельсы вразнобой опускались, поднимались, расходились и сходились. Это было похоже на оптический обман, ведь рельсы, как предполагал Витя, должны быть строго параллельны.

– Тут все время тепловозы опрокидываются. Полотно просело, ремонта нет. Только военные ездят, у них кран есть, опрокинут – поднимут. А если я на бок лягу – неделю пролежу, а мне семью кормить, – машинист сунул в рот очередной бутерброд.

Витя почесал в затылке.

– Я мигом, подождите, – он спрыгнул с тепловоза и побежал мимо станции к пролому в стене, на рынок. Запыхавшись, вернулся через полчаса. Машинист со сцепщиком дожевывали бутерброды.

– Ну что же вы всухомятку-то? – Витя вынул из-за пазухи бутылку водки. Машинист судорожно сглотнул, а сцепщик заулыбался, глядя на заветную бутылку подернувшимися поволокой глазами.

– За две поеду, – прохрипел машинист, пытаясь восстановить функции голоса. Сцепщик посмотрел на него, как на ненормального: чего торгуется, еще и эту не даст парень. Но Витя жестом фокусника вытащил вторую. Сцепщик, пьяный уже одним ожиданием выпивки, выпал от восторга на рельсы, машинист аккуратно упрятал водку за сиденье, дал гудок, и тепловоз медленно покатился на Вторчермет.

Так и стал он завсегдатаем славного города Ленинска, колыбели советской космонавтики. За погрузкой вагонов надо было следить: казахи то пытались выдать покрашенные серебрянкой трубы за нержавейку, то забывали взвесить вагон, то просто его не грузили, потому что кушали и отмечали очередной праздник. Иногда Витю заменял Леха, иногда ездили вместе.

Город Ленинск представлял собой многоугольник, образованный бетонным забором в полупустыне с прилепившимся к нему аморфным тельцем станции Тюра-Там. Маленькая часть городка на юго-востоке, ограниченная берегом быстрой Сырдарьи, представляла собой ухоженную территорию с выкрашенными в белый цвет бордюрами и выметенными улицами. Это был район, где жили и работали русские из Роскосмоса. Между ним и Тюра-Тамом на севере находились дикие поселения ворвавшихся из пустыни кочевников. Кочевники зашли в секретный город со стороны исконного своего поселения, превращенного в крупный железнодорожный узел, древнейшим способом захвата крепостей, которому их научил еще, должно быть, сам Тамерлан – сломав бетонный забор. Но сгрудившиеся в своем маленьком раю русские военные, инженеры, космонавты почему-то не замечали этого, тупо продолжая охранять два контрольно-пропускных пункта на севере и юге. Витя, когда прознал про удобный и короткий путь во внешний мир – прореху в заборе шириной около пяти метров, – пользовался только им, без всяких пропусков.

В эту же прореху и повалили кочевники из Каракумов и Кызылкумов на верблюдах и ишаках, которые теперь жевали колючку у заброшенных пятиэтажек с выбитыми окнами. В те пятиэтажки, где, опять же по забывчивости, еще не отключили воду и канализацию, кочевники и заселились, наспех научившись пользоваться унитазами, в которые нет-нет да бросали по старой привычке, как в выгребные ямы, то тряпку, то мусор, то кости обглоданного сайгака.