Австрийская площадь, или Петербургские игры - Андрей Евдокимов

Его мощно оттер некто в штатском, и два мента тут же заломили руки.

— Вызывай бомжатник, — сказал один из них и пригрозил Петру: — Стой, как мышь, иначе уделаем.

— Отпустите ребята, я — журналист, — Петр исхитрился вытащить удостоверение.

— И правда, — с сожалением произнес сержант, внимательно изучив корочки. — А пропуск есть?

— Есть, но не на меня, я свой в редакции оставил, — заврался Петр.

— Дуй отсюда! Еще попадешься — все, что обещано, получишь, с верхом, до краешка…

Петр отошел подальше и в этот момент увидел жену. Она стояла на трибуне совсем недалеко от Собчака. Тот уже отговорил, и теперь в микрофон что-то бубнил немец, по программе — австрийский канцлер. Переводчик картавил похлеще трех бердичевских раввинов, и Петр ни слова не разобрал. Но из дальнейшей невнятицы какого-то Свихалека понял, что главное уже свершилось: площадь наконец-то обрела историческое название — Австрийская.

Грянул «Венский вальс».

«Венский вальс танцуют все», — прочитал Петр в мятой программке. Конечно, танцевали не все, а только узкий круг допущенных. Остальные молча смотрели. Совсем рядом с Петром прокружился довольный Собчак, его знаменитая супруга вальсировала в объятиях какого-то высокого, явно зарубежного красавца. Заметив собственную жену с одним из заместителей мэра, Петр поспешил затеряться за чужими спинами.

Едва затих божественный Штраус, выбежали сотни три артистов в дурацких нарядах и стали угощать зрителей пышками и пончиками, раздавать женщинам букеты цветов. Начался концерт.

— Все, блин, хватит, — сказал себе Петр и направился прочь, мучаясь, на что потратить последние деньги. Выбор был невелик: пара бутылок пива с пачкой сигарет или хлеб с колбасой на оставшиеся до понедельника полтора дня.

Несколько дней Петр не выходил из дому и даже не пошел читать корректуру.

— Печатайте! Как хотите, так и печатайте, — ответил он Чернову. Повесив трубку, отключил телефон и всякий раз, слыша дверной звонок, накрывал голову подушкой. Чтобы не вставать без нужды, он расставил бутылки на полу возле кровати. Пробуждался нехотя, будто медленно выплывал из болотно-коричневой жижи. Но стоило протянуть руку и сделать несколько глотков, как снова приходило облегчающее бесчувствие.

«Если хочет поговорить наедине, значит и вправду дело серьезное», подумал Петр и решил не тянуть.

— Давай быка за рога. Шеф сказал, что ты приехал специально для встречи со мной. Говори прямо, что случилось.

Официантка принесла большой кофейник и налила кофе. Заленсков добавил себе молока и неторопливо размешал сахар, а Петр, обжигаясь, сразу проглотил четверть чашки.

— Сам понимаешь, из-за чего весь сыр-бор. Твое письмо пошло консулу в отработку по неофициальным каналам. Судя по всему, австрийцы в чем-то крепко влипли и попросили предотвратить огласку. Наши тоже не хотят скандалов, особенно в зарубежной прессе. Не знаю почему, но очень не хотят…

— Врешь! Знаешь, — наугад сказал Петр.

— Сразу видно, что ты не дипломат. Нельзя упрекать собеседника во вранье. А если честно, то до конца действительно не знаю. Но в общих чертах дело связано с кредитами. Раздуют твое дело, из мухи слона сделают, и плакали наши займы от Европейского банка. Кстати, ты когда посетил консульство?

— Недели три назад, — ответил Петр.

— А три дня назад канцлер Враницки неожиданно ушел в отставку.

— Почему во время его визита не было никого из официальных лиц? спросил Петр.

— О его приезде мы узнали через три дня, и то — случайно. Но это не для печати. Вообще-то я не очень в курсе. Вчера стали выяснять, кто тебя знает. Я и признался. Десять минут на инструктаж — и в самолет. Задача: уговорить тебя замять эту историю.

— Как же ее можно замять? Есть Кошелев, который хочет получить деньги, есть другие журналисты.

— Кошелев? Это та бестолочь, которая грозилась из автомата расстрелять таблички с названием площади?

— Вряд ли Кошелев бестолочь. Он полковник КГБ, в действующем резерве, — не задумываясь, соврал Петр.

— Так ты под ИХ крышей? — озадаченно спросил Заленсков.

— Я — сам по себе, — сказал Петр, но было видно, что Вадим ему не поверил.

— А ты можешь с ним договориться?

— Нет, и пробовать не буду! — Петр засомневался, действительно ли Заленсков говорил с ним от имени МИДа.

— А ты не боишься последствий — для себя, для семьи? Говорят, твоя жена и дочь живут в Австрии?

— Разбираться со мной бесполезно — я ничего не решаю. А семья? Пусть их вышлют обратно — не возражаю. — Петр изобразил безразличие, понимая, что показывать свою настоящую роль слишком опасно.

— Экий ты скромник, даже не верится. Ведь большие бабки светят, многозначительно произнес Заленсков. — Так что ты посоветуешь? Какой выход?

— Один: проплатить деньги в бюджет.

— Тебе тогда ничего не перепадет…

— Что ж тут поделаешь?

— Допустим, деньги проплачены. Это гарантия, что все будет тихо?

— Гарантия только моя. За других не отвечаю.

Вадим задумался, помешивая ложечкой кофейную гущу.

— Хорошо, на том и порешили. Как ты сказал, так и доложу. А напоследок вот что: «Дурак ты, дурак!» Сам с носом остаешься и меня подкосил. Впрочем, я особо и не рассчитывал. — Заленсков встал. К себе в номер он Петра больше не приглашал.

Странная пора наступила в жизни Петра Рубашкина. Он приходил в редакцию ранним утром, а уходил последним, вместе с дежурным. С ним никто не заговаривал, и он целыми днями сидел в пустом кабинете, перебирая номера телефонов в старых записных книжках. Кому-то приходилось напоминать о себе, с другими он бодро договаривался о встрече, наверняка зная, что не увидит знакомого иначе, как случайно. Несколько дней он разбирал накопившиеся за долгое время бумаги. Потом без разбора свалил все в мешок из дерюги и вынес на задний двор. Писать Петр пробовал, но фразы выходили рыхлыми и бессмысленными: тема не находилась. Он чувствовал, что все вокруг остановилось и безмолвно застыло. Такое ощущение, будто с разбегу влетел в комнату, обитую ватой и войлоком.

Каждый вечер он смотрел новости по пятому, городскому, каналу. На экране еще мелькал Собчак. Его люди — Кудрин, Путин и другие — один за другим переводились в Москву, где вовсю праздновали победу Ельцина. Но бывшего мэра вспоминали все реже; телевизионное пространство постепенно занимал новый губернатор. Судя по содержанию сюжетов, в кабинетах Смольного кипели страсти. На руководящие должности приходили новые люди. Каждое назначение Петр воспринимал, как будто оно касалось его лично. Он не удивился, когда Витя Журавлев получил должность начальника секретариата, а Щербаков, Артемьев и Яцуба стали вице-губернаторами. Он ждал, что Игорь Сидоров останется пресс-секретарем, но на это место пришла Света Иванькова из ИТАР-ТАСС. Петр про себя одобрил: «Она маленькая и хорошо смотрится рядом с губернатором».