Подкидыш для депутата. Выбор сердца - Вероника Лесневская

— Доченька, что ж такое! — причитает мать. — Живот? Желудок болит? Конечно, голодом себя моришь! Я травяной чай тебе сделаю, — суетится вокруг. — Все болезни от нервов! К врачу тебе надо. Вдруг гастрит. Или отравилась чем-нибудь. Охх…

Небрежно брошенная мамой фраза застает меня врасплох. Отравилась? Вообще-то у меня крепкий, здоровый желудок. Никогда проблем не было.

Единственный раз, когда я чувствовала себя так же отвратительно, как сейчас, и даже обратилась к доктору с подозрением на отравление, случился как раз до предательства Леши…

Лихорадочно выдыхаю и бросаю взгляд на настенный календарь. Мысленно считаю дни, проверяю цикл и…

Я не отравилась, вовсе нет. Причина совсем в другом. Но…

— …это невозможно, — заканчиваю мысль вслух.

Бережно кладу ладони на свой пока еще плоский живот, ловлю на себе задумчивый взгляд мамы — и легко улыбаюсь. Теперь все будет хорошо.

Около месяца спустя

Дмитрий

— Что значит «еще три месяца»? — сдавленно шиплю в трубку.

Сдерживаюсь из последних сил, чтобы не наорать на Руслана Алиева, директора детского дома, в котором до сих пор числится Маша. Еще три долбаных месяца выноса мозга и нервотрепок. Интересно, предыдущие полтора в «профит» засчитались? Или обнулились? И когда уже «финальный босс»? Впрочем, последний предпочитает держаться в тени. Хоть бы намекнул, что ему нужно от меня. Явно не Машенька.

Идиотский квест. Но из игры не выйти. Ни за что!

— Если бы вы были женаты, то другое дело, — тянет Алиев задумчиво, будто сочиняет причины на ходу. — Одинокого мужчину, претендующего на удочерение, мы обязаны проверить. Поработаете с психологами, педагогами. Проведем обследование жилищных условий, проверим эмоциональный фон в вашей семье…

Он монотонно говорит дальше, а я понимаю, что вот-вот сорвусь. Делать это в коридоре городской больницы, недалеко от кучкующихся журналистов, с интересом поглядывающих на меня, — не лучшая идея.

Осматриваюсь, быстро нахожу взглядом ординаторскую и, толкнув дверь плечом, нагло вваливаюсь внутрь.

С моей стороны подобное поведение, конечно, выглядит по-хамски, однако я так устал за последние недели, что мне плевать.

Недовольно зыркаю на ошеломленного главврача, заслуженного акушера-гинеколога района. Сегодня нам предстоит вместе на камеры «работать», а знакомство не заладилось с порога. Причем виноват в этом я.

— Извините, важный разговор. Не могли бы вы на пару минут… — взглядом указываю доктору на дверь.

Мое «извините» звучит скорее как «пошел вон». И тон соответствующий, однако раскланиваться не осталось ни сил, ни желания. Все соки вытянули!

«Заслуженный» хмурится, но все же перечить мне не решается. Вот что власть животворящая делает.

Представляю, как бы Катя отчитала меня сейчас, бросив при этом что-нибудь колкое. Но тут же отгоняю от себя ее образ: мужа своего теперь пусть воспитывает, стерва. Пытаюсь прогнать ее из своей головы. Не отпускает. Пришлось даже номер Катин в черный список телефона внести, чтобы не надоедала звонками. Жаль, что в мозгу так же сделать нельзя.

Злюсь сильнее. Зачем только вспомнил!

Обращаю весь накопившийся гнев на директора детского дома, который «висит» на линии. Его счастье, что мы разговариваем по телефону, а не лично.

— Что за чушь? — взрываюсь я. — Какие три месяца, какие психологи, какая, мать вашу, жена? Покажите мне статью закона, где это прописано?

— И мать, и жена, да, — с налетом ехидства произносит этот самоубийца. — Успокойтесь, Дмитрий Николаевич. И ответьте, вы действительно хотите поговорить о законности? — намеренно сделав паузу, с вызовом бросает он.

Вот тварь! Не понимает, с кем связался. Возможно, сейчас у меня не хватает власти и влияния, да и положение шаткое. Но я, бляха, упертый и злопамятный. И подобных выпадов не прощаю.

К сожалению, в данный момент я оказался заложником ситуации. По закону, Машенька вообще не может жить у меня дома. Вплоть до момента оформления всех необходимых документов ребенок должен находиться в детдоме. В противном случае, все смахивает на похищение. Если этот урод Алиев в органы заявит, то мне конец. Но самое страшное, что Машу заберут.

— Вы уверены, что никак нельзя ускорить процесс удочерения? — немного мягче говорю я, переступая через себя. — Кроме брака, конечно, — усмехаюсь, понимая, какой это бред.

— Посмотрим по ситуации, но вряд ли, — равнодушно отвечает директор детдома.

Сказал бы уже правду: «Посмотрим, как мне хозяин прикажет». Отключаю мобильный, даже не попрощавшись с Алиевым. Пусть к чертям катится. Чем быстрее, тем лучше.

Все круги ада пройду, но от Машеньки не откажусь. Не на того нарвались.

За минувшие недели мне с трудом, но все же удалось наладить наши с дочкой «деловые отношения». Чем-то большим это пока назвать сложно. Скорее, политика «ненападения». Маша стала тише, спокойнее. Устала, наверное, постоянно кричать на меня. Приняла как данность, что папашка ей достался так себе. Подружилась с молодой няней, которая оказалась намного внимательнее опытных и «с рекомендациями». Но свое первое слово «ма» малышка упорно тренировала исключительно на мне, разными интонациями, будто требовала вернуть ей Катю. Сговорились «женщины», когда только успели…

Я, в свою очередь, стал одержим гиперопекой. Машеньке оборудовал полноценную детскую в смежной комнате, заказал игрушек, установил радионяню. Я словно всеми способами пытался доказать самому себе, что справляюсь.

Хотя ни хрена я не справляюсь! Даже армия нянек не поможет. Ни живых, ни радио. Стоит лишь Машеньке закричать, как я теряюсь и ничего не могу противопоставить ее настойчивому «ма».

Что касается Эльвиры, то она смирилась с нахождением внучки в доме. Не полюбила, нет. Подозреваю, что ей чужды любые привязанности. Мама предпочитает не пересекаться с Машенькой. Первое время намеревалась выжить из дома няньку, но, когда один из очередных скандалов оказался под прицелом скрытой камеры, я грубо пресек ее попытки. Пригрозил, что в случае ухода Лены маме самой придется с внучкой сидеть. Такое «наказание» перепугало ее не на шутку.

Мама оставила няньку в покое, а заодно прекратила свои разговоры по поводу вызова отца из-за границы. Тем не менее, последний сам изъявил желание приехать. Видимо, птичка на хвосте принесла ему новость о моих проблемах. Жирная такая птица по фамилии Емельяненко, которого я всячески игнорировал. Подсознательно отталкивал от себя. Но проверить "на вшивость" никак не мог: слишком влиятельный политик. И осторожный.

Как же все сложно оказалось в крысином логове. Мы уже жрать друг друга начали…

Подхожу к старому деревянному окну и упираюсь кулаками в обшарпанный подоконник, который трещит под давлением. Да уж, гинекологическому отделению ремонт явно не помешает. Если в ординаторской такой кошмар творится, то представляю, что там в палатах.