Клинки сверкают ярко - Илья Новак

— Николопулос! — громко зашипел эльф. — Аи, Николя, что это за шлюхи и о чем с ними толкуешь?!

Я вздрогнул, словно услышав эхо очень тихих шагов, что зазвучали в моей голове: топ… Топ… ТОП…

— Заткнись, Самурай! — рявкнула Арабески, в то время как обе ее подручные схватились за свои рапиры. — Чего тебе здесь надо? — Она медленно пошла к нему от стойки, за которой старый гоблин присел так, что остался виден только его колпак. — Хочешь поговорить? Здесь не место для разговора. Выйдем?

Ее помощницы тоже двинулись вперед, расходясь в разные стороны, чтобы оказаться по бокам от эльфа. Я с интересом наблюдал за их действиями, когда Самурай вдруг дернулся. Прозвучал короткий свист, и обе аскетки-подручные повалились навзничь. Их шеи перехлестывали тонкие цепочки. Арабески успела выхватить меч и прыгнула на эльфа, а тот вдруг развернулся к ней спиной и побежал прочь, одновременно швыряя свой странный меч.

Он вскочил на стол, оттолкнулся, дробно прогрохотал каблуками по стене и, взбежав чуть ли не до потолка, сделал кувырок. Его оружие, описав в воздухе несколько сложных петель, облетело весь зал и настигло Ханум сзади, вонзившись ей в затылок. Красивое, властное лицо Арабески исказилось, аскетка упала. Самурай уже стоял рядом с ней. Он успел нацепить на правую руку черную перчатку, из каждого пальца которой торчал тонкий ржавый коготь. Самурай наклонился, его рука несколько раз поднялась и опустилась со скребущим звуком.

Из-за стола я увидел, как вверх брызжет кровь. Эльф выпрямился, нервно кривя тонкие бледные губы, и все присутствующие в зале уставились на его забрызганное красным лицо.

— Аи, Николя! — завизжал Самурай, оборачиваясь. — Покажись!

Над стойкой возник сначала колпак, затем край толстых очковых дужек, но целиком гоблин показаться не осмелился. Вытаращенными глазами он уставился на эльфа. Тот, щерясь, смотрел на него. Я заметил, как подергивается щека Самурая.

— Самурай придет попозже, все обговорим, да? — пронзительно зашептал эльф. — Николя с Самураем останутся довольны друг другом?

Старый гоблин закивал, и колпак съехал ему на глаза.

— Отлично! — вскричал Самурай и пошел к двери, не забыв подобрать свой меч-бумеранг и содрать с шей аскеток цепочки. — Вперед, Батрак, тебя с Самураем еще ждут славные дела!

Услышав это, я уставился на дверь, впервые обратив внимание на того, кто появился в кабаке вслед за эльфом.

Гном по имени Батрак Зубчик стоял там, привалившись плечом к косяку. Он пристально смотрел на меня. Когда эльф поравнялся с ним, гном повернулся к нам спиной и что-то тихо произнес. Я увидел, как Самурай сбился с шага. Мгновение казалось, что сейчас он оглянется, но затем эльф принял какое-то решение, и оба соратника шагнули наружу. Дверь кабака захлопнулась.

— Узнал! — простонал Большак, все это время осторожно выглядывающий из-под стола. — Батрак тебя узнал. Ну все, Джа, теперь каюк…

— Идем, — приказал я, одной рукой швыряя монеты рядом с кружкой, а другой вытаскивая Дитена из-под стола. — Задний ход здесь есть? Этот ваш Самурай — натуральный псих, но умный псих. Они за подмогой пошли. Сейчас вернутся.

— Вверх надо, — решил Большак. — Заднего хода нет, но через окно со второго этажа можно попасть обратно к складам, а уж там выйти к центру.

Не обращая внимания больше ни на что, мы быстрым шагом двинулись вверх по лестнице, к узкой галерее, которая тянулась вдоль дверей, ведущих в комнаты второго этажа.

1

До цирюльни Дитена мы добрались уже затемно. А проникли в нее с черного хода и очень тихо. В задней комнате Дитен зажег свечу и повалился в кресло, я же присел на край стола.

— Все, пропали, — пожаловался он. — Если Батрак и меня успел заметить… Они догадаются, куда мы пошли, и наведаются сюда. Тогда уж точно полный…

— Погоди плакать, — оборвал я. — Все только начинается. Мне сейчас надо будет в одно место сходить.

Большак всполошился:

— Ты куда?! Джа, я один оставаться теперь не хочу. Одного меня точно раскрошат! Самурай, ты ж видел, какой он?

Я подтвердил:

— Видел. Ты-то знаешь, мне всегда наплевать было, тролль, человек или орк. И против эльфов никогда ничего не имел, хотя многие из них, на наш человеческий взгляд, и со свихом. Но у этого Самурая в голове вообще вместо мозгов одна сплошная рана. Псих психом.

— Да, но дерется как? Я моргнуть не успел, как он трех аскеток покромсал. И одна из них — сама Арабески! А ты куда вообще собираешься, Джа? Уж не к лепреконам ли в гости?

— Пока нет, хотя до замка Джеды очередь скоро дойдет. Вообще-то надо будет старые связи наладить. Но сейчас хочу посмотреть, кто теперь в моем доме живет. Так что сиди здесь, Большак, и не рыпайся. Ключ мне дашь, а сам запрешься. Я скоро вернусь, понял?

Он посмотрел на меня горестным взглядом, швырнул на стол ключ от задней двери и шагнул к древнему буфету, у которого вместо ножек были подложены какие-то ветхие книги с оторванными обложками. Из буфета Большак извлек запыленную бутыль. В ней булькало что-то темно-красное и густое — скорее всего, ягодная настойка, до которой Графопыл, насколько я помнил, был охоч. Не предложив мне, Большак сколупнул крышку и стал пить из горлышка.

— Ты этот дом как вообще заполучил? — спросил я. Он уселся на стул и свесил голову.

— Аренда. Дом старый очень, развалюха. Хоть и в центре, но я за него гроши плачу.

— А подвал здесь есть?

Большак исподлобья взглянул на меня:

— Ты на что намекаешь, Джа?

— Ходы имеются?

— А, это… Из подвала — да. Это ж Кадиллицы, да еще и старый квартал. Тут из каждого дома под город можно спуститься. В подвале я один лаз нашел, но туда не совался.

— Ладно, еще сунемся.

Я взял ключ, хлопнул Дитена по спине — он поперхнулся и стал с надрывом кашлять — и приоткрыл дверь. Окинув взглядом темную улицу, выскользнул наружу.

Спать не хотелось, и усталости я не чувствовал. Энергия, полгода копившаяся во мне, теперь, когда появилась возможность действовать, не позволяла усталости проявить себя. Она действовала, как зелье, добытое знахарем из шляпок ядовитых грибов чичу. Она будоражила сознание и придавала окружающему яркие, резкие тона, делала глубже залегшие под стенами домов тени и ярче свет, льющийся из окон.

Передний вход цирюльни выводил на центральную площадь Кадиллиц, в любой час ночи освещенную многочисленными факелами, а через задний я попал на одну из боковых улиц, где было темно. Я пошел быстрым шагом, внимательно глядя по сторонам. Осознание того, что дело двинулось, накатывало волнами дрожи, но это не мешало прислушиваться и приглядываться к происходящему вокруг.