Ханет - Дора Штрамм

Вагга развернулся к нему лицом и удивленно ответил:

— Да много чем! На вас дом будет весь. Мы, слуги помогать будем вам во всем, но распоряжаться всем и руководить нами будете вы.

Ханет нахмурился.

— Я не умею слугами распоряжаться, у нас их сроду не было. В деревне все по-простому: вот дом, вот огород, вот домашняя живность. Когда мы возвращались из моря, я рыбачил на реке, делал, что нужно, по дому, возил маму в город на ярмарку. Сестренки присматривали за животными, помогали маме готовить, стирать и убирать. Без слуг управлялись со всем сами!

Уши Вагги зашевелились.

— Ну, так ваша мама и уставала, поди, до смерти? — спросил он. — Даже то, что вы говорите, она делала, это уже много очень! А вам надо быть всегда свежим и отдохнувшим, чтобы хозяйку развлекать. Собственно, это ваша основная обязанность и есть. Сможете еще что-то по дому делать, хорошо, ну а не сможете, мы и сами управимся без вас. Вот купила бы вас земледелица какая, вы бы и жили с ней, как дома, а в доме госпожи Миджирг все по-другому. Гости часто приходить будут, да не простые, а важные. Их принять как следует надо, угощение большое приготовить, одеться красиво… Да и сами тоже будете с атир в гости ходить по вечерам…

— Так опять это развлечение, а не серьезное дело! В чем тут труд-то? Ты толком скажи, что я могу сделать полезного, а не вот это все — одеться красиво, песенку спеть гостям, сплясать или чем там их развлекают еще?

Вагга загнул мизинец:

— Перво-наперво, побаловать атир какими-то особыми блюдами можете вы. Конечно, если умеете готовить.

— Вряд ли ей придется по вкусу рыбная похлебка или каша. А что-то вкусное… — Ханет почесал в затылке. — Мама порой пекла ржаные лепешки. Мы ели их с медом и запивали молоком…

В Запопье Ханету довелось пробовать и воздушные булочки, и блинчики с кленовым сиропом, и пирожные с заварным кремом, ягодами или сбитыми сливками, и даже с шоколадом, который, как пояснил Вагга, был одним из самых дорогих продуктов в Забраге. И все же ни одно из этих лакомств не могло сравниться с лепешками, вкус которых он помнил с детства.

— Есть еще что-то, помимо еды?

— Конечно! — загнув следующий палец, с важным видом ответил Вагга. — Составлять букеты, чтобы украшать дом, можете вы. Целая наука существует о том, какое значение имеет каждый цветок, какие цветы наилучшим образом сочетаются друг с другом, и в какие дни недели те или иные букеты надлежит составлять. Каждый вечер будем обговаривать список необходимых цветов мы с вами, которые нужно заказать в оранжерее… Или, можно придумать что-то еще, — заметив кислое выражение лица Ханета, торопливо закончил слуга.

— Например? — Ханет уже практически не верил, что найдется хоть что-то, чем он сумеет угодить Миджирг. Конечно, он мог бы просто сказать ей о том, как ценит ее внимание и заботу, но слова — это только слова, просто звуки, не более того. Там, где он вырос, ценились, в первую очередь, дела, а не красивые речи. Миджирг кормит его, поит, одевает, а он не делает ровным счетом ничего. Разве это можно считать работой, за которую еще и вознаграждение положено?

— Многие гзартмы шьют или вяжут одежду, — уже без прежнего энтузиазма сообщил Вагга, загнув третий палец. — Украшают поясные сумки, вышивают платки…

— Вяжут? — встрепенулся Ханет. Нет, он не умел вязать, но у него перед глазами вдруг, словно наяву, возникли руки матери, держащие костяные спицы. Спицы весело постукивали друг о друга, подхватывали петли из серой или белой шерсти, протягивали через них нитку. Он так часто наблюдал за ней, когда был маленьким, что, наверное, смог бы вспомнить каждое движение, каждый узор, что она вязала. И уж наверняка сможет их повторить! К тому же вязание — уж куда более полезное умение, чем составление букетов. Ладно б еще какие лекарственные сборы составляли из трав полезных, а то так — баловство одно.

— Думается мне, вязать я сумею. Я и шить могу, одежду там починить или ежели кожи сшить для лодки, но у вас тут лодки другие совсем. А где взять шерсть? Мы можем ее купить?

— Можем! Здесь неподалеку прекрасная лавка есть, где всякая всячина для рукоделия продается. Если хотите, прямо сейчас пойдем туда, — предложил Вагга.

— Сейчас, без госпожи Миджирг?

— Одному-то ходить не стоит вам, а со мной можно. Эта лавка на соседней улице находится. За час обернемся. Я только Грэбса предупрежу, что уходим мы.

— Да, идем! — обрадовался Ханет, но, спрыгнув с подоконника, замер. — Погоди… А сколько стоит шерсть? У меня с собой всего несколько серебряных монет, которые я взял в дорогу, когда уезжал из дома.

Для Налдиса это были немалые деньги, но за время путешествия Ханет успел убедиться, что цены на Налдисе куда ниже, чем во всех других странах.

— Атэл, что опять такое говорите вы? — Вагга всплеснул руками, метелка упала на ковер. Он поднял ее и, тыкая ей в сторону Ханета, наставительно продолжал: — На деньги атир покупки делать должны вы. Иначе — неприлично! Атир мне достаточную сумму на ваши расходы выдала.

— А отчего она выдала их тебе, а не мне? — удивился Ханет, но, увидев, как надулся Вагга, собираясь разразиться очередной поучительной тирадой, поспешил высказать собственное предположение: — Гзартме не положено иметь денег?

— Да нет же! — вздохнул Вагга, явно уже отчаявшись объяснить ему обычаи Забрага. — Гзартме о деньгах беспокоиться не пристало.

— Ладно, — сдался Ханет. — Просто надо б купить подарок госпоже на свои, а не на ее деньги. В чем подарок-то, ежели он на ее же деньги и куплен?

— Подарком труд ваш, клубки шерсти в одежду превративший, будет, — ответил Вагга, и на этот раз Ханет не стал с ним спорить, но мысленно пообещал себе, что когда-нибудь приучит и слугу, и хозяйку иначе относиться к некоторым вещам.

* * *

Лавка с товарами для рукоделия и в самом деле находилась недалеко — достаточно было всего лишь завернуть за угол и пройти около двух сотен шагов вверх по улице в противоположную от реки сторону. Несмотря на близость центральной площади, улочка была тихая и лишь несколько слуг с большими корзинами сновали по ней от лавки к лавке.

Вывеску с изображением клубка и иголки с ниткой Ханет заметил издалека и направился прямиком к домику, на которой та висела. Он уже потянулся к дверной ручке, когда его остановил