Стоунхендж. Загадки мегалитов - Питер Браун

В своей автобиографической книге «Просьба о помиловании» (1966) Мортимер Вилер приводит восхитительный случай, свидетельствующий о мастерстве Питри как землемера, а также импровизатора. Он вспоминает, как в 1925 году Питри провел с ним выходные в Бреконе в Уэльсе, где Вилер вел раскопки римского форта. Питри решил заняться там топографической съемкой каменных кругов и других мегалитических монументов, расположенных на окрестной территории. Тогда Вилер спросил у Питри, как он планирует вести свою работу и с какими инструментами. Вилер вспоминает: «...в его глазах промелькнула хитрая усмешка, и он показал мне простую тонкую бамбуковую трость и... визитную карточку. Воткнутая в землю трость, пояснил он, предоставила ему линию визирования, а визитная карточка, если внимательно смотреть вдоль двух ее сторон, давала ему прямой угол. Вечером, после обеда, при свете керосиновой лампы он доставал записную книжку со списком измерений, полученных им за день работы в поле, и с помощью логарифмической таблицы превращал их в схематическую диаграмму».

Вспоминая об этом эпизоде, Вилер говорит, что он прекрасно иллюстрирует характер Питри. Благодаря своей невероятной изобретательности он мог находить простые и доступные способы решения сложных проблем, хотя, с другой стороны, самые простые проблемы порой могли превращаться у него в неразрешимые хитросплетения.

Сегодня Питри помнят как величайшего британского египтолога, и большинство археологов предпочитают не вспоминать (или просто не знают) о собственном метрическом заблуждении этого величайшего мастера – так называемом «этрусском футе». Эту единицу измерения он разработал для объяснения теорий, сопровождающих его схему взаимосвязей различных объектов, расположенных на британских холмах. В своей книге «Фигуры на холмах Англии» (1926) Питри выразил мнение о том, что кресты Вайтлиф и Бледлоу, Длинный человек Уилмингтона и Стоунхендж могут быть отнесены к одному примитивному периоду, а их планировка проводилась с помощью единой единицы измерения. Например, в его трактовке линия основания Вайтлиф-Кросс, которая составляет 386 футов в длину, равна диаметру основного сарсенового круга Стоунхенджа, размером примерно в 400 этрусских футов. Фактически Питри просто-напросто попался в ту же самую ловушку наваждения, что и Смит с его теориями пирамидального дюйма.

Со времен Смита и Локьера по поводу свидетельств о точных измерениях мегалитических структур велись нескончаемые дебаты. Именно само применение метрологии, принятое астроархеологами, плюс довольно строгий научный подход к археологии зачастую раздражали менее многочисленных археологов социально-экономической направленности и заставляли их сомневаться в точности полученных результатов.

Традиционная картина северо-западной европейской мегалитической культуры конечно же не соответствует уровню интеллектуальных достижений, необходимых для объяснения астроархеологической теории. Эти две модели кажутся несопоставимыми. Сам Аткинсон однажды заметил, что если археологи согласятся хотя бы с частью заключений Тома (к чему, с его точки зрения, дело и шло), то тогда им придется радикально изменить свою нынешнюю точку зрения на интеллектуальный уровень человека Северо-Западной Европы третьего и второго тысячелетий до н. э., а это также повлечет за собой пересмотр устоявшихся идей истории науки в отношении геометрии, системы измерений, наблюдательной астрономии и календаря, первенство в изобретении которых традиционно приписывалось хорошо известным цивилизациям Древнего Востока.

Но какого уровня развития достигли древние астрономии за пределами Европы? Древнюю астрономию Ближнего Востока изучали в течение приблизительно всего последнего столетия по глиняным табличкам, содержащим тексты или мифологические истории, по папирусным документам, по надписям на монументах, стелах и, как в случае с египетской работой Смита и Локьера, посредством полевых исследований размеров и ориентаций этих монументов, как мегалитических, так и другого рода. Мезоамериканские и южноамериканские доколумбовы астрономии также изучались аналогичным способом.

Уже давно считалось, что научная астрономия не возникает с момента опознания и распределения по группам нерегулярных формирований звезд либо изобретения звездных или астральных божеств, которые, по всей вероятности, могли возникнуть еще во времена верхнего палеолита. Она возникает тогда, когда предпринимаются явные попытки предсказать, хотя бы грубо, периодические астрономические явления, такие как фазы Луны. В данном контексте «лунные нотации» Маршака верхнего палеолита, если считать их верными, подходят под это определение, так же как и значительная часть мегалитической астрономии Северо-Западной Европы в ее связи с восходами Солнца и Луны. Мегалитическая астрономия Северо-Западной Европы уникальна в том, что мы в современном мире получили в наследство обсерватории, если это действительно обсерватории, не подтвержденные никакими филологическими источниками, в то время как на древнем Ближнем Востоке мы имеем эти филологические источники, но не сам инструментарий, а также лишь туманные намеки на то, как эти наблюдения проводились.

Классические авторы во многом полагались на Бероса как на источник своих идей о вавилонской астрономии. Берос, жрец храма Бела, родился во времена правления Александра и был автором нескольких астрономических книг и трактатов, включая историю Babyloniaka, из которой до наших дней дошли лишь фрагменты в работах Иосифа, Евсевия и Синцелия. Но в этих сохранившихся фрагментах мало говорится о научной астрономии, они содержат главным образом отрывочные астрологические и мифологические сведения, касающиеся древних космологических легенд. Несмотря на это, идеи Бероса оказались очень полезными для историков при установлении хронологического порядка правителей Вавилона.

Когда в 1862 году Джордж Корнуолл Льюис написал свою точную и авторитетную «Астрономию древних», масштабы научной вавилонской астрономии еще не были до конца оценены. Хотя клинописные таблички, найденные Боттой при раскопках руин Хорсабада, попали во Францию еще в 1846 году, а таблички из библиотеки царя Ашшурбанипала в Куюнджике, обнаруженные при раскопках Лайардом в 1849 – 1850 годах, направлялись в Лондон полными коробками, истинное содержание многих из них так и не было оценено.

Несколькими годами позже франко-немецкий ученый Джулиус Опперт и британский ученый А.Х. Сейс осуществили перевод глиняных табличек, связанных с так называемой научной астрономией вавилонян. Но только лишь в 1881 году, когда отцы иезуиты Эппинг и Штрассмайер обнаружили в текстах этих глиняных табличек сложную вавилонскую лунную теорию, реальная научная астрономия Древнего мира вышла на свет.

В трактовке вавилонской астрономии имеются свои спорные вопросы. Один из самых древних научных текстов связан с табличками Венеры Аммисадуга (найдены в библиотеке Ашшурбанипала), которые сейчас считаются ценнейшим владением Британского музея. С этими табличками тесно связаны довольно спорные теории Иммануила Великовского. Помимо многочисленных гиперспекулятивных рассуждений, Великовский предположил, что когда-то в прошлом на Земле произошли две громадные катастрофы, причиной которых стало динамическое взаимодействие Земли с некой кометой, а затем с Марсом. Встреча этой кометы с Землей предположительно произошла примерно в –1500, в результате чего данная комета трансформировалась в планету Венера. Встреча же с Марсом предположительно состоялась в –687. В итоге этих коллизий, по мнению Великовского, изменились как направление вращения земной оси, так и угол ее наклона, что привело к значительному изменению наклона самой эклиптики.