Шторм Времени - Юрий Корчевский

Через три дня бывший галерник сошел у Альмерии, а последний подошел к Михаилу:

– Господин, позволь мне остаться на судне.

– Но ведь мы сюда, в твои края, можем никогда не вернуться.

– Я понимаю. Моя родина недалеко, в Малаге. Но родственников у меня не осталось. И в городе… – он замялся.

– Говори как есть, я должен знать правду. Ты беглый каторжник? – спросил Михаил.

– Нет, господин! Просто я взял деньги в долг у ростовщика и, думая подзаработать, купил на них каравеллу. В первом же плавании судно с товаром захватили берберы. Теперь у меня нет судна и есть долг. Если я вернусь в город, меня посадят в долговую тюрьму. Платить за меня некому, потому и возвращаться я не вижу смысла.

– М-да, с галеры в тюрьму – перспектива не самая лучшая. Тебя как зовут?

– Раньше – дон Мигель, – испанец горько усмехнулся. – Но все осталось в прошлой жизни. На галере нас всех звали одинаково – эй, ты!

– Если есть желание, Мигель, оставайся. Но трудиться будешь, как все. И еще: трусости и предательства я не прощу.

– Хорошо, господин, меня устраивает. Может, у тебя в стране мне удастся сколотить деньжат и купить новую посудину?

– Все зависит от тебя. Григорий, у нас есть какие-нибудь запасные штаны?

– Есть рабочие.

– Отдай Мигелю, он остается в судовой команде.

У Григория от удивления едва глаза на лоб не вылезли. Но он промолчал – не его дело хозяину перечить.

Бывший галерник скинул сопревшее тряпье и тут же надел порты.

Когда проходили мимо Малаги, испанец долго не сводил взгляда с родного города, глаза его увлажнились. А через день на стоянке у Марбельи он исчез.

Все было как всегда. Развели костер, сварили похлебку, поели. А когда укладывались спать, к Михаилу подошел Григорий.

– Хозяин, гишпанец пропал.

– Как пропал?

– Нет его нигде. Пропали штаны-то.

– Да черт с ними, со штанами. Ты посмотри, не пропало ли еще чего.

Григорий осмотрел судно.

– Да нет, все на месте.

– Ну и Господь с ним.

А утром Мигель заявился к завтраку. Его было не узнать. Он побрился, постригся, на нем была чистая рубаха и башмаки, и выглядел он не хуже русских из судовой команды – настоящий кабальеро, только шпаги не хватало. Но за широким поясом торчали ножны с ножом.

– Мигель, ты что, ограбил кого-то?

– Нет, долг небольшой получил с одного человека. Господин, прости за отлучку. Думал, если попрошусь – не отпустите.

– Больше так не делай, – только и осталось что сказать Михаилу.

Ночевали у Альхевираса, перед самым Гибралтарским проливом. Пройти самое узкое и опасное из-за пиратов место надо было днем. Но, на счастье команды, через пролив шел испанский галеон – воинское судно, и русский корабль пристроился в кильватер сзади. Испанец потом повернул влево, вдоль африканского берега, а купцы – направо, забирая на север. Они стороной обошли Кадисский пролив и до ночи успели дойти до португальских земель, заночевав у Фару. Дальше крупные города, вроде Лиссабона или Матозиньюш, проходили мимо – за стоянку у причала чиновники в портах брали приличные деньги. Стоянки у берегов не стоили ничего. Когда же требовались продукты или вода, швартовались у деревянных причалов маленьких городов, где удавалось дешево купить крупы, хлеб, свежую рыбу или овощи. Все-таки десяток человек, причем молодых, здоровых мужиков, и за день они съедали много.

По совету Мигеля от Сантандера взяли строго на север, оставив по правому борту Бискайский залив, и через четыре дня вышли к французскому Лорьяну.

Постепенно стало прохладнее, моряки стали надевать рубахи, жилеты. А уж когда прошли Английский канал, пристали в Гавре – надо было прикупить провизии и одежды. Особенно страдал теплолюбивый Мигель – ему купили суконную курточку и войлочную шапку, напоминающую еврейскую кипу.

Движение в проливе Па-де-Кале было оживленным. С севера на юг и обратно шли торговые суда, с французского и голландского берегов к английским землям шли крупные и мелкие суда. Кроме того, в прибрежных водах патрулировали английские и французские военные корабли. Прямо не пролив, а суп с клецками.

Григорию, стоявшему на рулевом весле, приходилось быть настороже. В помощь ему на носу сидел впередсмотрящий.

Мигель постепенно осваивался, изучал русский язык, но все же Михаилу приходилось служить ему переводчиком. Он сдружился с Захаром из команды Пафнутия. По-русски Мигель говорил со смешным акцентом, но, по мере языковой практики, все лучше и лучше.

Глядя на него, Пафнутий однажды спросил Михаила:

– Чего ты с ним в Москве делать будешь?

– Пусть с командой плавает. У меня задумка есть. Испанец, как я погляжу, понимает в кораблях. Пусть он небольшой корабль, вроде ладьи или даже шхуны, построит – по своему, испанскому, разумению. Я так понимаю, что испанцы да португальцы суда лучше наших делают. Сам видишь, под косым парусом судно лучше идет. А наши все за прямые паруса держатся. Нам же надо все лучшее перенимать, и чем быстрее мы будем это делать, тем легче жить будет. К тому же такой вывод делаю: возьмешь самое передовое – обгонишь конкурентов, деньгу собьешь, богаче будешь. Конечно, догонят потом, на тебя глядючи. А ты и сам на месте не стой, вперед иди.

– Эка ты размахнулся! А меня в долю возьмешь?

– Ты насчет чего?

– Сам же говорил – про Мигеля, про верфь… А я ведь даже место знаю – у моего сродственника деревня и землица есть под Ярославлем.

– Подумать надо, с Мигелем поговорить.

– Чего с ним говорить? Положить хорошее жалованье – любой согласится.

– Сначала до дома добраться надо, товар продать. Да и судно за месяц ведь не построишь. Лес нужен, доски пилить да сушить.

– Верно. Ох и глазастый ты, Михаил! А до меня насчет строительства кораблей по гишпанскому образцу и не дошло. Спасибо, надоумил. Есть у тебя хватка, только торгуешь неважно.

– Всему свое время.

Через неделю они подошли к берегу Дании. Вода изменила цвет, и из зеленовато-голубой сделалась свинцово-серой. И прохладой сильно веяло, как ветер налетал. Чувствовалось, что забрались далеко на север. Да и море само называлось Северным.

Кутаясь в курточку, Мигель спросил:

– Здесь всегда так холодно?

– Нет, только зимой. А на Руси зимой еще холоднее, снег лежит, а реки подо льдом.

– Что такое «снег»?

– Увидишь.

Через пролив Скагеррак вышли в пролив Каттегат. Впереди лежал самый неприятный участок пути: в узости между Хельсингборгом и Мальме курсировали датские военные суда, собиравшие дань с торговых судов. Всего-то сотня миль – и Балтика. Но как прорваться туда? На обоих берегах пролива народ совсем не дружественный. На датском берегу – потомки норманнов, на шведском – викингов, и все алчут денег, добычи.