Том 5. Багровый остров. Пьесы, повесть, черновые варианты романа «Мастер и Маргарита» 1928–1931 гг. - Михаил Афанасьевич Булгаков

class="p1">Паисий, схватив свечку, проваливается в железную дверь. Ветер доносит обрывки песен: «И высоко, и далеко...»

Монахи (поют в подземелье). Святителю отче Николае...

Игумен. Паисий, что?

Паисий (откуда-то с неба). Темно, отец игумен, не видать ничего, темно...

Игумен (тоскует перед иконой). O, praesul! Attrahe peccantes, rege justos... Ах, пастырь, пастырь, недостойный, покинувший овцы своя!

Монастырь угасает, расплывается во тьме, и сон первый кончается...

Конец первого действия

Действие второе

Сон второй

...Сны мои становятся все тяжелее...

Возникает зал на неизвестной и большой станции на севере Крыма. На заднем плане зала необычных размеров окна. За ними чувствуется черная ночь с голубыми электрическими лунами.

Случился зверский, непонятный в начале ноября месяца в Крыму мороз. Сковал Сиваш, Чонгар, Перекоп и эту станцию. Окна заледенели, и по ледяным зеркалам время от времени текут змеиные огненные отблески от проходящих поездов. Горят переносные железные черные печки, горят керосиновые и электрические лампы на столах.

В глубине, над выходом на главный перрон, под верхней лампой надпись по старой орфографии: «Отделение оперативное». Стеклянная перегородка, в ней зеленая лампа казенного типа и два зеленых, похожих на глаза чудовищ, огня кондукторских фонарей. Рядом со стеклянною перегородкою, на темном облупленном фоне, белый юноша на коне копьем поражает чешуйчатого дракона. Юноша этот Георгий Победоносец, и перед ним горит граненая разноцветная лампада. Зал занят офицерами генерального штаба. Большинство из них в башлыках, в наушниках...

Бесчисленны полевые телефоны, штабные карты с флажками, пишущие машины в глубине. На телефонах то и дело вспыхивают разноцветные сигналы, телефоны поют нежными голосами.

Штаб фронта стоит третьи сутки на этой станции и третьи сутки не спит, но работает, как машина. И лишь опытный и наблюдательный глаз мог бы разобрать беспокойный налет на глазах у всех этих людей. И еще одно — страх и надежду можно увидеть в этих глазах, когда они обращаются в то место, где некогда был буфет первого класса.

Там, отделенный от всех высоким буфетным шкафом, за конторкою, на высоком табурете сидит Роман Валерианович Хлудов. Человек этот лицом бел, как кость, волосы у него черные, причесаны на вечный неразрушимый офицерский пробор. Хлудов курнос, как Павел, брит, как актер, кажется моложе всех окружающих, но глаза у него старые.

На нем плохая солдатская шинель, подпоясан он ремнем по ней не то по-бабьи, не то как помещики подпоясывают шлафрок. Погоны суконные, и на них небрежно нашит генеральский зигзаг. Фуражка защитная, грязная, с тусклой кокардой, на руках варежки. На Хлудове нет никакого оружия.

Он болен чем-то, этот человек, весь болен, с ног до головы. Он морщится, дергается, любит менять интонации. Задаст самому себе вопросы и любит на них сам же отвечать. Когда он хочет изобразить улыбку — скалится. Он возбуждает страх. Он болен — Роман Валерианович.

Возле Хлудова, перед столом, на котором несколько телефонов, сидит и пишет исполнительный и влюбленный в Хлудова есаул Голован.

Хлудов (диктует Головану). «...запятая, но Фрунзе обозначенного противника на маневрах изображать не пожелал, точка. Это не шахматы и не незабвенное Царское Село, точка. Подпись. Хлудов». Все.

Голован. Зашифровать, послать.

1-й штабной (освещенный красным сигналом, стонет в телефон). Да, слушаю!.. Буденный? Буденный? (Угасает.)

2-й штабной (стонет в телефон). Таганаш, Таганаш!.. (Угасает.)

Голован (осветившись сигналом, подает Хлудову трубку). Ваше превосходительство...

Хлудов (берет трубку, слушает). Да! Да! Нет! Да! (Возвращает трубку Головану.) Мне — коменданта.

Голован. Коменданта.

Эхо побежало за стеклянную перегородку: «Коменданта, коменданта!» Комендант, бледный, косящий глазами, растерянный офицер в красной фуражке, пробегает между столами и предстает перед Хлудовым.

Хлудов. Час жду «Офицера» на Таганаш. В чем дело? В чем дело? В чем дело?

Комендант (мертвым голосом). Начальник станции, ваше превосходительство, доказал мне, что «Офицер» пройти не может.

Хлудов. Трагедии! Трагедии! (Коменданту.) Дайте мне начальника станции.

Комендант (бежит и на ходу говорит кому-то всхлипывающим голосом). Я бы его, сукина сына, задавил бы сам! Ну что ж это?

Хлудов (Головану). У нас трагедии начинаются. Бронепоезд параличом разбило. С палкой ходит бронепоезд, а пройти не может! (Звонит три раза.)

На стене вспыхивает надпись: «Отдѣление контръ-развѣдывательное». На звонок из стены выходит Тихий, он в штатском, останавливается около Хлудова, тих и внимателен. Хлудов обращается к нему.

Никто нас не любит! Никто! И из-за этого трагедии, как в театре все равно!

Тихий тих.

(Яростно, шипя.) Печка с угаром, что ли?!

Голован. Никак нет, угару нет!

Перед Хлудовым предстает комендант и за ним начальник станции.

Хлудов (начальнику). Вы доказали, что «Офицер» пройти не может?

Начальник (говорит и движется, но уже сутки человек мертвый). Так точно, ваше высокопревосходительство. Так точно. Физической силы-возможности нету. Вручную сортировали и забили начисто! Пробка.

Хлудов. Вторая, значит, с угаром?

4-й штабной (бормочет). Сию секунду! Выкинуть ее к чертовой матери!

Начальник. Угар, угар...

Хлудов. Вы, наверное, изучили приказ товарища Троцкого железнодорожникам? Как это там сказано? Очень хорошо: «Победа прокладывает путь по рельсам...» Очень метко сказано. Да вы не бойтесь, поговорите со мной откровенно. У каждого человека свои убеждения, и скрывать их он не должен. Хитрец!

Начальник (говорит вздор). Ваше высокопревосходительство... У меня детишки. При государе императоре Николае Александровиче... Оля и Павлик детки. Тридцать часов не спал, верьте богу! И лично председателю Государственной думы Михаилу Владимировичу известен. Но я ему, Родзянко, не сочувствую. У меня дети.

Хлудов. Искренний человек? А? Нет! Нужна любовь. Любовь. А без любви уже ничего не сделаешь на войне. (Укоризненно, Тихому.) Меня не любят! (Сухо.) Дать сапер! Толкать, сортировать. Дать пятнадцать минут времени, чтобы «Офицер» прошел за выходной таганашский семафор. Если в течение этого времени приказание не будет исполнено, коменданта арестовать, под военно-полевой суд! А начальника станции повесить на выходном таганашском семафоре, осветив под ним подпись «Саботаж».

Вдали в это время послышался нежный медный вальс. Под этот вальс когда-то гимназистки танцевали на балах.

Начальник (вяло). Ваше высокопревосходительство, мои дети еще в школу не ходили...

Комендант и Тихий берут начальника под руки и уводят.

Хлудов. Вальс?

4-й штабной. Генерал Чарнота идет, ваше превосходительство.

Голован (подавая телефонную трубку). Ваше превосходительство!

Начальник (за стеклянной перегородкой оживает, кричит в телефон). Христофор Федорович! Христом-богом заклинаю: с четвертого и пятого пути все составы всплошную гони на Таганаш! Саперы будут! Как хочешь толкай. Беда у меня! Господом заклинаю!

Николаевна (выросла возле начальника). Что такое, Вася, что?

Начальник. Ох,