Репутация леди - Николь Берд

Мэдди дрожала от холода, но у нее не было никакого желания приезжать в это Богом забытое место еще раз. Она уже почти потеряла надежду – разве мог Эйдриан прятаться в таком жутком месте? Но они проделали такой долгий путь, что было бы ошибкой не удостовериться в том, что его здесь нет.

– Сначала я посмотрю, кто в доме. А я уверена, что кто-то там есть!

– Что, если это грабитель или убийца? – ужаснулась Бесс.

Мэдди никогда не видела, чтобы ее отважная служанка пребывала в таком страхе, да и самой ей стало не по себе. Ночь такая темная, что будет трудно отыскать дорогу в ближайший город. Она поступила опрометчиво, пустившись в такой далекий путь на ночь глядя, подумала Мэдди.

Однако как раз в тот момент, когда она сурово осуждала себя за легкомыслие, из-за туч показалась луна, и Мэдди вздохнула с облегчением.

– Видишь, Бесс, стало немного светлее. Мы поедем через минуту, но сначала я хочу увидеть, кто в этом доме.

Мэдди снова постучала в дверь, на этот раз громче.

– Смотрите, миледи, – услышала она голос кучера, – он убегает через заднюю дверь.

– Что?

Мэдди тоже увидела сгорбленную фигуру человека, натягивавшего на голову капюшон плаща и убегавшего в темноту ночи.

Пока Мэдди размышляла, стоит ли догонять этого человека, луна опять зашла за тучи, и Мэдди увидела, как беглец, видимо, оступившись, упал и истошно завыл.

Мэдди уже не могла удержаться и подбежала к лежавшему на земле мужчине. Он держался за ногу.

– По-моему, я сломал лодыжку!

– Кто вы? – потребовала ответа Мэдди, на всякий случай остановившись в нескольких шагах от незнакомца. Это, разумеется, был не Эйдриан – он никогда не стал бы удирать, как кролик. И голос был ей незнаком, и все его обличье.

Кто-то выглянул из-за двери.

– Ты ушибся, Терренс, дорогой?

– Иди в дом, Селия! Разве я не приказал тебе не показываться? – зарычал беглец. Обернувшись к Мэдди, он тем же грубым тоном спросил: – Кто вы, черт возьми? Я думал, вы моя жена!

Это многое объясняло, но какое ей дело до этих людей!

Вдруг рядом с ней оказалась Бесс:

– Не смей разговаривать таким тоном с миледи. Я тебе покажу, сукин сын…

– Пошли, Бесс, – прервала ее Мэдди, стараясь не расхохотаться. – Мы ошиблись.

Они поторопились сесть в карету, тем более что человек вдруг переменил тон и попросил:

– Подождите, вы не могли бы подвезти меня в…

Но мальчишка уже закрыл дверцу, сел рядом с кучером, а у Мэдди не было никакого желания делить тесную коляску с распутной парочкой и выслушивать их историю. Они сами сюда забрались, сами пусть и выбираются.

Итак, Мэдди, с тех пор как она уехала из дома, не продвинулась ни на шаг в поисках Эйдриана. Смех, вызванный нелепой ситуацией, сменился грустью. Карета медленно продвигалась по темной каменистой дороге, и Мэдди чувствовала себя подавленной, хотя и не хотела в этом признаваться.

После отъезда Мэдлин и Бесс дом казался очень тихим. Томас, довезший их до Рипона, доложил, что благополучно усадил путешественниц в почтовую карету. Фелисити присматривала за служанками, которых наняла Бесс и вполне справлявшимися со стряпней. Фелисити изредка им помогала, хотя Джон постоянно уверял ее, что она не обязана это делать.

– Вы не должны чувствовать себя прислугой, вы в этом доме гость, – мягко сказал он, когда они в один из дней сели обедать вдвоем.

Фелисити опустила глаза, а когда Ливви, прислуживавшая за столом, отлучилась на кухню, сказала:

– Вы так добры, мистер Эплгейт…

– Я просил вас называть меня Джоном, – напомнил он.

– Я не хочу, чтобы пошли сплетни, – застенчиво улыбнулась Фелисити. – Они подумают, что я слишком много себе позволяю. Вы же знаете, я сделаю все, что угодно, чтобы не были нарушены устои вашего дома. Я даже подумала, не могла ли бы я занять должность экономки, чтобы снять с Мэдлин часть забот по дому. Ведь она так заботится о вашем благополучии.

– Мэдлин – любящая дочь, – сказал он, и в его тоне послышалось что-то, чего она не могла понять. – А вы, миссис Барлоу, прирожденная леди, и я не могу называть вас Фелисити, если вы не хотите называть меня Джоном. И повторяю, вы леди и не подходите для роли экономки.

– Но…

– Если вы имеете в виду… то, о чем вы не хотите говорить при слугах… – Он подождал, пока Ливви забрала со стола пустое блюдо. – Это не ваша вина и не подлежит обсуждению. Существует и другая сложность.

– О? – Фелисити посмотрела на него с удивлением.

– Может, закончим нашу дискуссию позже? – вежливо спросил он, когда Ливви принесла еще одно блюдо – мясо ягненка в мятном соусе.

– Разумеется.

Фелисити посмотрела в свою тарелку. Боже, подумала она, придется показать этим молоденьким служанкам, как готовится приличный соус, иначе все в доме похудеют к тому времени, как Мэдлин вернется домой.

После обеда Фелисити пошла в гостиную. Вскоре к ней присоединился Джон.

Он остановил кресло неподалеку от камина и попросил Фелисити взять стул и сесть рядом.

– Что-то случилось? – спросила она. – Если надо что-то починить, я сейчас же этим займусь.

Он улыбнулся, и она подумала – уже не в первый раз, – какой он привлекательный мужчина и какие добрые его голубые глаза, несмотря на морщинки, оставленные возрастом и пережитым им несчастным случаем.

Джон Эплгейт был благородным человеком, каких уже мало осталось на белом свете. Уж она-то знала!

– Я сказал, что существуют сложности, препятствующие тому, чтобы вы стали экономкой.

Фелисити зарделась.

– Мне не стоило об этом говорить. Если вы предпочитаете, чтобы я покинула этот дом, я пойму, мистер Эплгейт. Я не хочу, чтобы вы или ваша семья чувствовали себя неловко, а у вашей дочери такое доброе сердце… я хочу сказать, она не знала о моем разводе, когда предложила мне свою дружбу, и…

– Помолчите, – твердо сказал он. – Причем тут Мэдлин? Это ее не касается.

– О? – еще больше удивилась Фелисити. – Тогда…

– И прошу вас называть меня Джоном. Мы с вами одни, как вы заметили. Я сказал служанкам, что они могут отдыхать после того, как приберут кухню. Если мы захотим чаю, боюсь, что приготовить его придется вам.

– Я сделаю это с удовольствием, – уверила она его, не совсем понимая, что все это значит. – Я буду счастлива сделать все, что угодно…

– Кроме того, чего я больше всего хочу, – прервал он.

– Что? – Она смотрела на него в замешательстве. – Фелисити, дорогая, я понимаю, что я всего лишь получеловек, и вам трудно себе представить меня таким, каким я когда-то был.