Пион не выходит на связь - Александр Аввакумов

– Чего смотришь, Леша? – спросил Александр. – Потопали. Здесь до деревни, наверное, километра два осталось.

Закинув автомат за плечо, он направился вдоль дороги.

– Ты откуда будешь? – поинтересовался у Алексея Тарасов. – Я смотрю, ты, брат, совсем разучился ходить пешком. Привыкай.

– К чему?

– К тому, что топать нам с тобой на этой войне придется много. Это немцы все на машинах, мотоциклах и на велосипедах ездят, а мы все решаем ногами. Отступаем – ногами, наступаем тоже ногами. Вот ты и тренируй их, если хочешь дойти до Берлина.

Впереди показались дома. Александр остановил проходившего мимо красноармейца и поинтересовался, как ему найти штаб батальона. Боец молча указал на дом в конце улицы. Поправив автомат на плече, Тарасов вошел в этот дом. За столом стояли два офицера и что-то обсуждали, наклонившись над картой. Один из офицеров обернулся и с интересом посмотрел на него.

– Товарищ капитан! Сержант Тарасов по вашему приказу прибыл в расположение батальона.

Пока он рапортовал, из соседней комнаты вышел офицер. Это был Гупало. Увидев Тарасова, он подошел к нему и крепко пожал руку.

– Рад видеть тебя, сержант. Вот хочу назначить тебя своим ординарцем. Как ты на это смотришь? Наверное, хватит бегать по траншеям, да и стреляют здесь меньше, чем там.

– Простите меня, товарищ майор. Если вас интересует мое мнение, то я не хотел бы этого назначения. Я опытный солдат, воевал в финскую компанию, воюю и сейчас. Могу командовать отделением, взводом. Владею пулеметом и другими видами стрелкового оружия. Командовал отделением в батальонной разведке.

В комнате повисла тишина. Оба офицера с удивлением посмотрели на него, так как обычно от таких должностей не отказываются. Что ни говори, теплый блиндаж, неплохая кормежка, это не траншея, где над головой свистят пули. Чтобы как-то снять повисшее в комнате напряжение, майор засмеялся. Смех его был каким-то неестественным.

– Что ж, Тарасов! Настаивать не буду. Говоришь, был разведчиком? Так и быть, назначаю тебя заместителем командира батальонной разведки. Можешь идти. Капитан покажет, где разместились разведчики. Он и представит тебя личному составу.

Тарасов повернулся и вышел из избы. Минут через пять из дома вышел капитан.

– Пошли, Тарасов! – произнес он и направился вдоль деревенской улицы.

***

Проценко осторожно передвигался по узкому лабиринту подземелья, освещая путь керосиновой лампой. Как он и предполагал, подземный ход вывел его к берегу Казанки. Он кое-как открыл заржавевшую металлическую дверь и оказался на берегу реки. На другом берегу, прямо напротив выхода, располагался пороховой завод. Стараясь не попасться на глаза охранников завода, он закрыл за собой дверь и направился на исходную точку. Вернувшись на место, он пошел в противоположную от Казанки сторону. Несмотря на каменные своды подземелья, Проценко постоянно чувствовал приток свежего воздуха.

«Надо же, идешь по лабиринту и никакого спертого воздуха. Вот как раньше строили, столько времени прошло, а все по-прежнему функционирует. Сейчас едва ли смогут так построить», – подумал он.

Вторая половина подземного хода оказалась значительно короче первой, что вела к реке. Проценко остановился около металлической двери, рыжей от ржавчины, и потянул ее на себя.

«Видимо, этой дверью давно никто не пользовался, – решил он. – Все же попытаюсь открыть, интересно, что за ней?»

Иван снова предпринял попытку открыть дверь, но та по-прежнему не поддавалась. Наконец дверь тихонько заскрипела, а затем легко поддалась его усилиям, словно петли ее были только вчера смазаны машинным маслом. За дверью оказалось небольшое помещение без окон и дверей.

«Для чего это помещение? – подумал он, осматривая кирпичную кладку стен комнаты. – Раз есть помещение, следовательно, должен быть и выход из него».

Он прикинул в голове направление своего движения, длину хода и пришел к выводу, что сейчас находится на территории бывшего мужского монастыря. Неожиданно взгляд его остановился на кирпиче, который заметно отличался от своих собратьев, так как был немного другого цвета и выпирал из однородной кирпичной стены. Проценко надавил на кирпич и почувствовал, что тот медленно стал уходить в кирпичную кладку. Однако, несмотря на то, что ему удалось практически полностью утопить кирпич в стену, ничего существенного в помещении не произошло. Тогда Проценко решил не давить на кирпич, а постараться вытащить его из кирпичной кладки. Кирпич поддался довольно легко. Когда он оказался в руке Ивана, он сунул в образовавшееся отверстие руку и нащупал там небольшой крюк. Он потянул за него и вдруг услышал какой-то металлический скрежет. Где-то на потолке комнаты появился дневной свет. Это был выход, а может, и вход в это подземелье. До отверстия было метра четыре, и он в какой-то момент понял, что без лестницы ему наверх не выбраться. Он надавил на крюк. В помещении раздался скрип закрываемого люка, и снова стало темно. Вставив на место кирпич, Проценко направился в обратную сторону. Оказавшись в комнате, он закрыл дверцу входа в подземелье и, чтобы та не бросалась в глаза, застелил ее половиком. Иван умылся и лег на койку. Он не верил, что ему так повезло с этим домом. Утром, когда он возвращался с ночной смены, он столкнулся с женщиной, которая проживала в соседнем доме.

– Слышишь, квартирант! А где Павел то? Я его что-то давно не вижу, – поинтересовалась у него женщина.

– Наверное, на фронте. Воюет. Чего здесь удивляться, война.

– Как воюет? У него же туберкулез в открытой форме. Он сам мне справку о болезни показывал.

– Не знаю, что сказать, мамаша. Он неделю назад собрал вещевой мешок и ушел. Сказал, что получил повестку и пошел в военкомат. Если его призвали, значит, не такой уж он и больной.

– А ты что, сынок, не на фронте? Может, тоже больной?

– Нет, мамаша, в отличие от Павла, я не больной. Просто бронь у меня. Специалист я хороший, вот меня и не призывают. Я сам дважды ходил в военкомат, просил, чтобы забрали на фронт. Однако военком со мной даже разговаривать не стал. Говорит, возвращайтесь гражданин Проценко домой, для вас фронт – это завод. Вот пришлет Павел весточку, мы и узнаем, на каком фронте сражается он.

– Вот, видишь, как. А моего сына в первый же день забрали. Не знаю, жив он или уже давно лежит в сырой земле. Писем нет, я все слезы по нему выплакала.

– Вы не переживайте, мамаша. Сами знаете, как работает почта. Война. Вы лучше скажите мне, мамаша, кто раньше в этом доме жил? Уж больно он большой. Наверное, какой-нибудь буржуй?

– Раньше? Да церковный староста в нем жил. Его в двадцатом расстреляли. Говорят, что он спрятал церковные ценности мужского монастыря и не хотел их отдавать государству. Сама я эти ценности не видела, я переехала сюда в двадцать пятом году. Но люди говорили, что только золотых риз на иконах была пуда два, не меньше. После его смерти в дом заселился его сын Григорий Ляхов, но жил он здесь недолго. Арестовали его чекисты, а затем расстреляли. Люди говорили, что он воевал в дивизии генерала Капеля. Потом там поселился Лабутин, а вот теперь живешь ты.