Под крыльями Босфор - Владимир Малыгин

Ну какие у меня могут быть вопросы! Само собой, вопросов вообще быть не может! Он что? Издевается? Да у меня море вопросов!

— Как не быть вопросам. Обязательно есть. Проверили мои похождения?

— А я-то уже обрадовался! Понадеялся, что обошлось. Права оказалась Мария Фёдоровна, права! — а у самого глаза довольством лучатся. — Проверили. Как не проверить? Вот объясните мне, Сергей Викторович, как вам удаётся выкрутиться из подобной передряги? Сказка какая-то.

— При чём тут сказка? Опыт. Только опыт. Помогло то, что я, как бы сказать, человек не совсем принадлежащий окружающему нас обществу. Не знаю, поймёте ли вы меня, но постараюсь объяснить. Скажите, а вы бы смогли чужой мундир надеть? Или в штатское переодеться? Нет? Вот о чём я и говорю. А я смог. Для меня в этом переодевании нет никакой проблемы. Нужно для дела? Так почему бы и не переодеться… Про знание языка молчу, здесь я вам ничего нового не открою. А дальше разумный авантюризм. Никто же не рассчитывал на такую мою наглость – что я буду самолёт угонять и под видом немецкого пилота на дозаправку садиться?

— Да, тут вы правы, никто на подобную наглость не рассчитывал. Как и на то, что вы будете в том селе сопротивляться и отстреливаться. Рассчитывали, что будете просто драпать.

— Вот и я о чём говорю! В чужой стране, где всё по определению против меня… Разве может нечто подобное прийти кому-то в голову? Пока только мне…

— Почему? Впрочем, можете не отвечать, уже догадался. Потому, что теперь есть пример?

— Так точно.

— Хорошо, Сергей Викторович. По понятным причинам ваши похождения в австрийском плену были подробно освещены в газетах…

— У-у. Зачем? — перебил генерала и скривился от такого нерадостного известия.

— Что зачем? — сбился с мысли Владимир Фёдорович.

— Зачем в газетах-то?

— А вы как думали? Или чем? Когда там геройствовали? Да подумайте сами, в конце-то концов. Какой пример для подражания! Для общественности! Ну, не мне вам объяснять… Да, самолёт ваш мы перегнали в Львов. Пусть послужит для воздушной разведки генералу Иванову.

— Да, простите, что-то тут я не сообразил. Слишком резкие перепады – из камеры на свободу. А какой мой самолёт? «Муромец»?

— При чём тут «Муромец»? Он же в Константинополе вас дожидается… Я про «Альбатрос» говорю. Или вы так шутите? Это уже хорошо. Да, Сергей Викторович, приведите себя в порядок… — Джунковский запнулся, прервался и осмотрел меня с ног до головы самым внимательным образом. — Нет, так не годится! Совершенно не геройский вид. Сначала мы вас отвезём в бани! Отмоетесь, отпаритесь, там вас в порядок и приведут. Туда же и форму новую доставят. А от этой извольте избавиться! Ну а потом… Потом, как вы уже поняли, на аудиенцию к Марии Фёдоровне…

…

Аудиенция… Да просто поговорили. Обо всём, в основном о моих похождениях в австрийском тылу, о выходе к своим, о «тёплом приёме» в столице. Тут Николай постарался. Поприсутствовал на допросе лично – за стеночкой посидел, послушал, в окошко посмотрел. Потому Джунковский так себя и вёл. Наград никаких мне ожидать не стоит. Если только за побег из плена.

— Всё остальное, как вы понимаете, «к делу не пришьёшь», — улыбнулась Мария Фёдоровна. — В газетах, конечно, напишем, мол был обласкан государём, но особых наград не ждите.

— А не особые, значит, будут, — констатировал я. А почему бы и не уточнить?

— Подумаем…

На этом меня и отправили прочь. Ну и ладно. Жив, здоров, что ещё нужно? Денежное довольствие капает, форму чистую и новую за казённый счёт справили. Даже на куртку не поскупились. И шлем лётный немецкий забрали, наш выдали. Опять же в банк на мой личный счёт отчисления за патенты идут. Жить можно. С Джунковским ещё раз встретились, поговорили. Извиняться за тот фарс генерал не стал, и так после разговора с Марией Фёдоровной всё понятно – работа такая и присутствие государя за стеночкой. Вернули мне всё оружие. Маузер, кстати, тоже. А вот остальные трофеи из мешка придержали. Наложили лапу. Да разобрали на сувениры, скорее всего. Под опись-то ничего никому не сдавал…

Задерживаться в столице не стал. Даже на завод Сикорского не съездил, побоялся возможной задержки. Мало ли, вынудят остаться? А мне столица в этот раз поперёк горла встала. Снял со счёта в банке некую сумму наличных для своих нужд, выписал новую чековую книжку и покинул сей благословенный город в купейном вагоне первого класса. На улице холодно, промозгло и сыро – пора на юг, в солнечный Крым.

Почему меня не принял Николай? А с какой стати ему меня принимать? Послушал допрос, посмотрел на моё поведение во время оного и достаточно. Великая для простого офицера честь… А всё остальное в виде грамотных советов и рассказов о предстоящем уже было. Похоже, Николаю прошлых наших встреч и бесед хватило. Всё, что мог, я сделал. И рассказал. Насколько был убедительным, время покажет. Мне и Марии Фёдоровны с Джунковским за глаза. Пусть они лично на своего Ники влияние оказывают. У них лучше получится…

Так что не нужен мне никакой приём. Не изолировали, уже хорошо. А присматривать – присматривает за мной государь. Да только потому, чтобы всяческие сведения о будущем к противнику не утекли.

И наград ни от кого не жду. Я просто старался уцелеть, выжить, добраться любыми способами до своих.

Казалось бы, отсыпался неделю в подвалах жандармерии, но не отоспался. Почти всю дорогу не вылезал из купе и даже в ресторан не выходил. Еду приносили, попутчики не тревожили и не лезли с вопросами. Наверное, не узнали. Или газет не читают. Весь прикол в том, что на столике как раз и лежит столичная газетка с моим портретом. Ну, это я знаю, что с моим, а так постороннему человеку, обывателю, вряд ли по сему изображению можно имеющийся рядышком оригинал с типографской размазанной картинкой сравнить. Интересно, а откуда у них моя фотография?

Погода в Крыму плохая, ветреная. Севастополь встретил туманом и дождём. Полдороги гадал, куда сразу – в штаб флота, или на Качу?

Решил, в штаб. И не прогадал.

Успел подняться на загруженное судно как раз перед отходом. Присоединился к отряду военных строителей и инженеров. Уходить вниз и располагаться в предназначенной мне каюте сразу не стал, задержался немного на палубе, полюбовался удаляющимся городом и полуостровом. Тут же познакомился и разговорился кое с кем из попутчиков. Секрета никакого никто не делал, общались вполне свободно. Народ едет восстанавливать разрушенные форты и береговые батареи Босфора. Да, ещё одно. Здесь же, на судне, присутствует и комиссия из самого Петербурга! Из Адмиралтейства! Во главе с моим давним благодетелем генералом Остроумовым!

Похоже, на моём лице столь явно отобразилось сожаление от несостоявшейся с ним встречи, что мне поспешили объяснить:

— Если бы вы не задержались с посадкой, то вполне могли бы застать его превосходительство на палубе. К сожалению, господин Инспектор (именно так и сказал мой собеседник. Произнёс слово «Инспектор» с бо-ольшим почтением, даже с благоговейным придыханием. Это чинопочитание такое или уважение?) спустился вниз, сославшись на плохую погоду. Последнее было произнесено с оттенком явного превосходства. Мол, он и такие тонкости знает. А уж с каким выражением на лицах ему остальные мои собеседники внимали, это нужно было самому видеть…