Море играет со смертью - Влада Ольховская

Это не значит, что он совсем отстранился от детей. Он поладил с ними, он умел за ними ухаживать, он их любил. Он подумывал о том, чтобы спрятать их от мира, но Ксения сказала, что это лишнее. Разве он прятал бы здоровых детей? Он что, стесняется их? Нет? Тогда они заслуживают любви его поклонников!

Марат не стал спорить, решил, что Ксении тоже хочется оказаться в центре внимания. Он согласился на интервью и фотосессии, он впустил журналистов в свой дом. И сосредоточился на мыслях о том, что хоть чем-то помогает родителям, которые тоже растят таких детей, а позже присоединился и к специальному фонду, поддерживающему их.

Марат делал все, чего требовала Ксения, но этого почему-то оказалось недостаточно. Она словно надеялась придумать для него нереальное требование, не могла и злилась все больше. Года через два после рождения дочери она перестала улыбаться мужу и делать вид, что все еще обожает его, а уход за детьми ей в радость. Ксения не просто прекратила следить за собой, она делала это демонстративно и порой смотрела на Марата долго, с вызовом, ждала скандала…

А скандала не было. Он полыхал внутри, в душе Марата, как лесной пожар. Но каждый раз, когда возникало желание наорать на жену или даже отвесить ей пощечину, Марат напоминал себе, что Ксюша не виновата. Не во всем так точно. Это у него яркая насыщенная жизнь за пределами квартиры, это его любят миллионы, он путешествует по миру. Ксения же вынуждена оставаться здесь и путешествовать только с детьми. Она не может не думать о том, что у нее могло быть то же, что и у мужа, если бы когда-то давно из всех мужчин она не выбрала Марата. Он держался за эту мысль, и она гасила гнев.

Несколько раз Марат предлагал жене нанять для детей сиделок, но Ксения никому не доверяла. Он предлагал ей оплатить спа-процедуры и салоны красоты, а она начинала плакать, обвиняя его в том, что муж ее ненавидит. Он перестал предлагать.

Но даже в своем вымученном смирении Марат мог оставаться лишь до определенного предела. Он давно уже не хотел собственную жену. Он и как жену-то ее не воспринимал, и не только из-за внешности – хотя от мыслей о фарфоровом ангеле, расплывшемся, как восковая свеча, избавиться не мог.

Ксения стала для него сестрой по несчастью, боевой подругой, он уважал ее жертву. Однако в ней не осталось ничего, что он мог бы желать как мужчина – а желания никуда не исчезали.

Он начал изменять ей. Не показательно: Марат до последнего надеялся все скрыть, но он стал слишком популярным для личной жизни. О его похождениях писали газеты. Ксения злилась все больше, она порой срывалась, бросалась на мужа с кулаками. Он никогда не бил ее в ответ, просто сдерживал или запирал в комнате, пока не угомонится. Это было нетрудно – при очевидном преимуществе в физической силе.

Уверенность в том, что так жить нельзя, нарастала. Их квартира превратилась в минное поле, Марат уже не знал, чем расстроит жену. Он стыдился измен – но не мог не изменять, иначе и сам срывался на окружающих обозленным псом. Он снова начал выпивать, не запойно, но регулярно, и это его напрягало.

Последней каплей стал день, когда Ксения, снова обозлившаяся на что-то, сначала швырнула в него стаканом, а потом, промазав, попыталась порезать осколками. Преуспела: на лице осталась уродливая кровавая полоса. К счастью, неглубокая, и обошлось без шрама, но роль Марат тогда потерял.

Он отказался от судебного преследования Ксении, однако признал, что развод неизбежен.

Зато Ксения расставаться не хотела. Ее почему-то устраивала их безумная, озлобленная жизнь, дом, полный ненависти, крики и невозможность расслабиться. Она приказала мужу остаться. Он сказал, что не сможет. Марат не отрицал своей вины, он готов был на любые условия, но… жить отныне хотел один. Спать в собственной кровати без опасений, что под утро ему перережут горло. За детей он не беспокоился: Ксения их искренне любила и на них за все эти годы даже голос не повысила.

Тогда она прибегла к последнему аргументу: заявила, что если Майоров посмеет развестись, сына и дочь он больше не увидит. Вот тут Марату пришлось быть непреклонным: по суду он сможет назначить время общения, и мать при всем желании этого не изменит. У отца тоже есть права.

Ксения как будто поняла это, затаилась. Ему не понравилось ее неожиданно быстрое смирение, но он успокаивал себя мыслями о том, что она все равно ничего не сможет изменить. Закон есть закон!

А Ксения его все-таки переиграла. Прямо на суде, при всех, она объявила, что эти дети не от Марата, значит, никакого отношения к нему они не имеют, свиданий не будет. В доказательство она принесла тест ДНК, подтверждавший, что отец мальчика и девочки – другой человек, причем один и тот же. Запись в свидетельстве о рождении? Ксения готова была это оспорить, тоже в судебном порядке.

Марату тогда показалось, что у него земля уходит из-под ног. Буквально – рушится основа, на которой так уверенно стоял его мир, и все вокруг рассыпается на осколки. Его дети – не его дети? Он и мысли об этом допустить не мог.

Он не сдался сразу, затребовал повторный тест ДНК. Ксения согласилась без вмешательства суда, даже с определенным злорадством, она-то знала правду. Марат лично следил, чтобы тест проводился по всем правилам, чтобы не осталось ни шанса на подтасовку. Однако результат от этого не изменился, у детей был другой отец.

Вспоминать то время до сих пор было трудно – Марата словно кружил водоворот, черный, могучий, беспросветный. Майоров просто существовал, отстраняясь от реальности, мало что запоминал, доверил все своим адвокатам. Он хотел представить, что это просто сон…

А Ксения не дала ему такой возможности, эту партию она планировала отыграть до конца. Она приходила к нему и кричала о своей ненависти. Он пытался узнать, за что. Она не объясняла. Она вопила, раскрасневшаяся, как будто безумная. Он понимал, что это не ложь и не каприз момента. Это была абсолютная, застаревшая ненависть, он был врагом – и кому? Родному человеку! Его впервые ненавидели так сильно и искренне, а он, как последний дурак, все повторял этот беспомощный вопрос:

– За что?

После первого шока пришла вторая волна – с пониманием того, как много он потерял, поддавшись на эту ложь. Он отказался от