Дикарь - Данелла Хармон

Ей хотелось, чтобы он был внутри ее тела. Не Чарльз, а Гарет. И не потому что, он похож на Чарльза, а потому, что он — это он. Гарет.

Ее муж.

Она взглянула на него. Он ответил ей удовлетворенной улыбкой, вселяя в нее уверенность в том, что она все делает правильно. Она снова провела пальцами по утолщению, нажимая все сильнее. У него участилось дыхание. Он закрыл глаза и, отступив на шаг, прижался спиной к стене.

— Переложи малышку на диван, — произнес он охрипшим от напряжения голосом. — Положи ее так, чтобы она нас не видела.

— Но она спит, Гарет.

— Все равно… Не хочу, чтобы она, проснувшись, увидела…

Ее позабавила его застенчивость, и она, на мгновение оставив его, чтобы выполнить его просьбу, вернулась и продолжила то, что делала.

— Так лучше, — пробормотал он, стоя у стены с полузакрытыми глазами, а она продолжала трогать, исследовать и ласкать его сквозь ткань брюк.

Еще даже не поцеловав ее, он уже заставил ее забыть о прошлом тем, что просто позволил ей соблазнять себя своей женственностью. Сердце Джульет, медленно пробуждаясь, приводило все ее существо в радостное возбуждение.

Она забыла о том, какое это великолепное ощущение — соблазнять мужчину. Она забыла, как захватывает дух и кровь приливает к щекам, когда чувствуешь, как он возбуждается. Она и сама была так возбуждена, что уже не могла остановиться, продолжая дрожащими руками ласкать его сквозь брюки.

Потом она опустилась на колени и поцеловала его.

Он застонал от удовольствия. Джульет принялась лихорадочно расстегивать одну за другой пуговицы, пока наконец он не вырвался на свободу — огромный, горячий, нетерпеливый. Она взяла его в руки, прикоснулась щекой к теплой плоти и принялась покрывать нежными поцелуями по всей длине, потом раскрыла губы и легонько прикоснулась к нему языком.

— О, Джульет, остановись!

Но она уже взяла в рот набухшую головку, и он беспомощно прислонился к стене, постанывая, как бы признавая свое поражение. А она, прикасаясь к нему языком, продолжала самозабвенно ласкать его. Гарет долго сдерживал себя, но наконец, не выдержав больше, поставил ее на ноги и жадно прижался губами к ее губам, проникая языком между зубов.

— О Боже… Джульет, ты заставляешь меня терять голову…

Да. Она все сделала правильно. Она никогда не пожалеет об этом, никогда. Прижавшись к нему губами, она беспомощно терлась бедрами о его набухшую плоть. Тяжело дыша, он оторвался от ее губ, и его пальцы скользнули под отороченный кружевом ворот ее платья.

— О Гарет…

Так приятно было чувствовать его большую горячую руку на своей коже! Он сдвинул вниз лиф ее платья, взял в ладонь полную грудь и высвободил ее. И сразу же принялся жадно ласкать ее, любовно покусывая набухший сосок, проводя языком вокруг него.

У Джульет перехватило дыхание. Она почувствовала, как желание, нарастая, близится к кульминации. Она постанывала, терлась бедрами о его бедра, вцепившись пальцами в его густые волосы на затылке.

— О, Джульет, — пробормотал он, покрывая поцелуями ее грудь, — ты так прекрасна… Произнеси мое имя, дорогая, — хрипло прошептал он, не отрывая губ от ее груди. Тем временем его руки скользнули под юбки и принялись медленно поднимать их вверх. — Произнеси мое имя, чтобы я знал, что это я воспламеняю тебя.

— Гарет!

Он рассмеялся.

— Гарет. Гарет. Гарет!

На последнем слове у нее перехватило дыхание, потому что его руки обняли ее за бедра и приподняли над полом. От неожиданности она уцепилась за его плечи, чтобы удержать равновесие. Ощутив горячую головку его мужского естества, застывшую наготове у входа внутрь ее тела, она инстинктивно как можно шире раздвинула ноги, сгорая от страстного желания.

Но он застыл без движения, верный своему слову, не желая принуждать ее делать то, чего она, возможно, не хочет.

И Джульет, безумно желая как можно скорее почувствовать его внутри своего тела, взмолилась:

— О, Гарет… прошу тебя!

Он только этого и ждал. Гарет медленно опустил ее на себя, погружаясь в нее все глубже и глубже, заполняя ее целиком. Это было восхитительно. Она в восторге закинула голову назад. Последние шпильки, сдерживавшие ее прическу, упали на пол, и масса волос рассыпалась по плечам и спине. Придерживая ее за бедра, он опускал ее на себя до тех пор, пока она не поглотила его целиком, потом медленно приподнял снова. И снова опустил.

Снова вверх.

Снова вниз.

Дыхание у обоих стало хриплым, прерывистым, темп все ускорялся. Его брюки спускались по ногам все ниже и ниже, а ее волосы и юбки неистово хлестали ее по спине с каждым мощным рывком.

Наконец он повернул ее и опрокинул поперек стола, стоявшего за спиной. Его губы, горячие и жадные, не отрывались от ее губ, стол скрипел и качался под его напором. С каждым рывком она скользила все дальше и дальше к краю по гладкой поверхности стола. Достигнув кульминации, она вскрикнула как раз в тот момент, когда с его губ сорвалось ее имя и горячая струя его семени брызнула в нее. Она вздрогнула, выгнула спину, с мучительным наслаждением принимая ее. По щекам Джульет текли слезы радости и полного удовлетворения.

…Постепенно их дыхание восстановилось. Они вернулись к реальности и, обнаружив, что оба лежат на столе в самых нелепых позах, одновременно расхохотались. И Джульет поняла, что она теперь свободна и может радоваться жизни, потому что ее беззаботный, любящий муж, которого все считали пропащим, наконец освободил ее от призрака, целый год омрачавшего ее жизнь.

— Гарет!

— Что, дорогая?

— Я думаю, наша совместная жизнь не так уж безнадежна.

От приятелей своего брата герцог Блэкхитский узнал, что Гарета никто не видел, с тех пор как они расстались на пороге церкви, в которой он обвенчался с Джульет.

Лавиния Боттомли сообщила ему, что он должен заплатить ей несколько сотен фунтов за ущерб, причиненный Гаретом ее заведению во время поединка с лондонским чемпионом кулачного боя. А в придорожной гостинице, где продавались билеты на почтово-пассажирский дилижанс, он получил сведения о том, что человек, похожий по описанию на Гарета, с женой и ребенком, купил билеты и отправился куда-то в северном направлении.

Значит, Гарету все-таки ничего не удалось, и он, спасовав перед трудностями, возвращается домой. Этого Люсьен и опасался.

И предугадывал.

Лицо Люсьена помрачнело от разочарования. Он повернул Армагеддона к северу. Его преданный осведомитель скакал рядом с ним.

Джульет проснулась, услышав, как захныкала Шарлотта, требуя завтрак. Она открыла глаза, лениво потянулась и прищурилась от яркого солнца, светившего в окна.