Очевидец - Анна Богстам

Харриет отмечает, что они одного роста, Патрик и Рикард.

– Да брось. Ты не имеешь права мне мешать, – спокойно говорит Рикард и поворачивается к Харриет.

– Ты можешь заказать мне потом такси, вот адрес, – он протягивает Харриет бумажку и исчезает в комнате для допросов. С портфелем. Патрик корчит рожи ему в спину.

– Придурок, он бы и дня не выдержал на нашей работе, – говорит он, когда дверь закрывается. – Мы остаемся здесь, Маргарета уже спускается. Ты можешь идти, – обращается он к Харриет.

– М-м-м, – отвечает, удаляясь по коридору, Харриет, а когда они уже не могут ее видеть, разворачивает бумажку. Пожалуйста, приходи в гостиницу вечером все равно. Я действительно хочу с тобой снова встретиться, – написано в записке. Харриет быстро комкает ее и выбрасывает в урну в самом дальнем конце коридора.

Карин Йонссон – худая женщина с густыми, коротко подстриженными волосами и пугливыми, как у косули, глазами. Одетая в темно-красный домашней вязки свитер и коричневые вельветовые брюки, она приглашает Харриет в дом, не спрашивая, кто она такая. Я даже не предъявила удостоверение, думает Харриет и смотрит на свои ноги в джинсах под кухонным столом. Она выглядит так, как мог бы выглядеть кто угодно. Карин должна была бы проверить, действительно ли она из полиции.

Харриет представляла себе, что мама Кеннета будет сильнее огорчена, но она лишь мягко кивает Харриет, наливая ей кофе и рассказывая о доме, в котором живет. Дом построили в пятидесятые годы, и ей он достался от отца, который раньше занимался сдачей внаем домиков на побережье. Если бы Харриет не знала, что она на днях потеряла сына, то никогда бы не догадалась.

– Ты знаешь, мы, живущие тут наверху, за пахотными землями, никогда особенно не общались с теми, кто живет внизу в деревне, – говорит она и смотрит в окно. Маленькие белые домики, стоящие рядами, выглядят пустующими, брошенными.

Они сидят в довольно старой, но уютной кухне с желтыми дверцами кухонных шкафов и клетчатым пластиковым ковриком на полу. Газета с портретом Кеннета развернута на столе.

– Каким он был? – спрашивает Харриет осторожно.

– Он был хорошим, мой мальчик, – быстро отвечает Карин. – Ему было нелегко, – голос прерывается, но она пересиливает себя, чтобы ответить. – У Кеннета была родовая травма, повреждение нерва. Ему было трудно говорить, – продолжает она. – В школе ему было тяжело учиться, а после восьмого класса он совсем отказался туда ходить. И я его не заставляла, чтоб ты знала.

– Я понимаю, – говорит Харриет. Она не говорила Карин, что это именно она нашла Кеннета, но если она сейчас это и скажет, то вряд ли это поможет беседе, такое у нее было ощущение.

– Вы знаете, чем он занимался в последние сутки? Почему он пошел к котловану? – спрашивает она.

– Я никогда не знала, чем он занимается, – говорит Карин и вздыхает. – Иногда он пропадал где-то целыми днями, а то, бывало, неделями не выходил из своей комнаты. С Кеннетом никогда нельзя было понять толком. Он мог ужасно разозлиться, но чаще всего он уходил в себя, замыкался в себе.

– Мог он употреблять наркотики? – спрашивает Харриет.

Карин встает и отходит к раковине.

– Он не был наркоманом, если ты на это намекаешь. Я знаю, что у него в крови нашли разные вещества. Они… – она опирается рукой на раковину. – Врач из больницы это сказал. Но Кеннет ведь регулярно принимал лекарства, ему выписывали амфетамин от его нервозности. Иногда он, может быть, превышал дозу или собирал таблетки, но он не был наркоманом, – продолжает она.

– Он с кем-то встречался в последние дни?

– Я слышала, как он говорил по телефону. Должно быть это было пару дней назад или что-то вроде того. Кеннет почти никогда не говорил по телефону, он сидел и писал. Поэтому я и запомнила. Он стоял в прихожей, но, когда я пришла, он вышел. Поэтому я и решила, что это была девушка.

– Девушка?

– Да, он сказала что-то вроде, что он встретил ее, когда был в Лервикене. Девушка, которая ему нравилась.

Харриет застывает.

– А когда это было? Он еще что-нибудь про нее рассказывал?

– Это было несколько дней назад. Я точно не помню, – она потерянно смотрит на Харриет.

– Он не сказал, как ее зовут?

Карин качает головой и садится на один из кухонных стульев.

– Вы сказали, что он писал. Есть какой-то его блокнот или что-то похожее? – спрашивает она осторожно.

Карин поднимает глаза.

– Подожди, я тебе покажу, – говорит она и встает со стула. – Или давай пойдем со мной.

Карин выходит в комнату смежную с кухней, и Харриет медленно идет следом.

– Это была комната Кеннета, – говорит мать. – Может и не слишком хорошо смотрится, но он хотел, чтобы было именно так.

Харриет осматривается. Стены покрашены голубым цветом, мебели мало. Кровать, письменный стол и книжная полка. На ткани гардин, висящих на окне, детские мотивы, но на стенах постеры фильмов, которые отнюдь не относятся к тем, которые разрешают смотреть детям. Проткнутое булавками лицо Пинхеда из фильма ужасов "Восставший из ада" упирается взглядом в Харриет с одной стены, а на гардеробной двери приклеена афиша хоррора "Психо".

– Ему нравились фильмы ужасов? – спрашивает Харриет.

Карин кивает.

– Он мог закрыться на несколько дней и смотреть фильмы. Круглыми сутками. Я в это особо не вмешивалась. Он хотел быть режиссером, но я всегда думала, что этой мечте не суждено исполниться. Он ведь был чудаковатым. Почти не говорил. Писал только в своих записных книжках.

Она показывает на книжную полку. Та заполнена записными книжками разных цветов форматом со страницу для пишущей машинки. Харриет приближается на несколько шагов и проводит пальцем по папкам.

– У меня таких сколько угодно еще на чердаке, – говорит она. – Вся жизнь Кеннета, хотя там трудно что-то разобрать. Вот эти только за этот год, – добавляет Карин и вытаскивает небесно-голубую, протягивая ее Харриет.

– Это самая последняя? – спрашивает Харриет.

– Да, посмотри и увидишь. Я, наверное, должна была отдать записные книжки твоим коллегам, когда они были здесь, но я подумала, что никакого толку от этого все равно не будет. Даже я не понимаю, что там написано.

Харриет осторожно открывает книжку. Страницы вздыбились под яростным нажимом ручки, которой изрисованы большинство страниц – черными рисунками, цифрами и странными завитушками. Записаны годы, бессмысленные фразы и даты.

– Он что, интересовался историей? – спрашивает Харриет, когда ее взгляд застревает на дате, которую она вроде бы помнит еще по школе.

– Да, военной историей. С самых малых лет это было его настоящей манией. Когда он не смотрел эти странные фильмы, то читал про торую мировую войну.