Тоннель - Яна Михайловна Вагнер

— Не надо, — сказал он, понимая уже, что опять вляпался. — Погоди, мужик, ну давай это...

Коля толкался и рвался в бой, клетчатая ткань трещала.

— Лейтенант! — раздался из-за спин громкий радостный голос. — А я думаю, куда ж ты запропастился?

Оборачиваться смысла не было никакого, а напротив, следовало сейчас отпустить пузатого Колю, притвориться, что не расслышал окрика, растолкать два-три десятка безымянных автовладельцев и исчезнуть. Просто уйти отсюда.

Но голос позвал еще раз:

— Лейтенант! Ну чего ты как не родной? Обижаешь.

И старлей обернулся и увидел знакомое худое лицо и улыбку, которую обещал себе ни при каких обстоятельствах не видеть больше никогда, и опять подумал с тоской: убьют меня здесь. Вот теперь — точно.

Его бывший пленник взобрался на капот серебристого Опеля Астра и глядел на него поверх голов, как на любимого сына.

— Укатали тебя совсем, — сказал он ласково. — Водички хочешь? Ну давай, иди к нам. Иди-иди, поболтаем.

— Вы скажите ему, — зашептала сразу хозяйка сеттера, придвигаясь, — идите, скажите, чтоб нас пустили. Что у нас все кончилось тут. Или пусть хотя бы воду дадут, ну как без воды, нельзя же без воды... — и неожиданно стала гладить старлея по плечу. Ладонь у нее была горячая, маленькая, и сама она была маленькая и старая. А пса же не взяли опять своего, так и сидит там в машине, наверно, лижет стекло изнутри.

— Люд, прекрати, — зарычал ее клетчатый муж. — Прекрати, сказал. Пускай идет.

Толпа взяла вдруг и расступилась, освобождая проход к баррикаде, как будто все уже было решено — что он пойдет туда один, к человеку с разбитым лицом, который утром выстрелил капитану в живот, а потом улыбнулся и подмигнул. Как будто никакого выбора и не было, причем с самого начала. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 15:44

Наружу старик выбрался сам, не дожидаясь Валериной помощи. Толкнул дверцу, выскочил, и, хотя в спине у него что-то хрустнуло, довольно резво обежал шестиметровый Майбах и скрылся из виду. Валера вытащил из багажника саквояж, чемоданчик с лекарствами и на всякий случай даже зонт, щелкнул брелком и поспешил следом, гадая, как далеко придется идти и, главное — зачем. И что там будет.

Но идти никуда не пришлось. Шеф обнаружился тут же, в тесном проходе у правого борта — возбужденный и бодрый, как после укола, с пятнами на желтых щеках, и разглядывал бетонную стену тоннеля с таким жадным восторгом, словно на ней висела картина. А правда свихнулся дед-то, понял Валера и начал с тоскою прикидывать, как бы заманить его обратно в машину и удержать там по крайней мере до того, как вернется белобрысая ассистентка. Навьюченный багажом, он опасливо приблизился, поправляя под мышкой длинный зонт и сочиняя первую свою реплику, и только тогда увидел дверь. Неприметную, выкрашенную в тот же скучный серый, чтобы сливаться со стеной, без ручки и надписей. Эта дверь никого никуда не приглашала, а, напротив, как будто пряталась, в ней даже замочной скважины не было. И пока Валера восстанавливал в памяти последовательность событий, в результате которых огромный Майбах оказался именно здесь, напротив этой странной двери, загораживая ее от посторонних глаз, старик обернулся и сказал нетерпеливо, почти весело:

— Ну что ты возишься, давай сюда быстро, — а затем шагнул вперед и взмахнул рукой, словно вытирал невидимое окно или, к примеру, стоял на трибуне Мавзолея, принимая парад.

Валера замер, как ребенок в цирке, невольно ожидая какого-нибудь чуда, но не случилось ничего. Гудело электричество в лампах, было жарко, и старенький шеф в измятом костюме приплясывал у стены и тряс ладошкой, похожий на веревочную куклу, которую дергают за руку с потолка. Лицо у него было растерянное, даже испуганное.

— Илья Андреич, — начал Валера самым умильным своим голосом. — А давайте-ка мы сейчас с вами, знаете...

Но тут в стене зашипело, щелкнуло, и серый прямоугольник двери дрогнул и поехал в сторону, как створка лифта. Валере показалось вдруг на секунду, что оттуда хлынет сейчас вода или что шефа затащит внутрь, как в открытый космос, и надо то ли бежать, то ли прятаться за пятитонный Майбах, то ли даже хватать старика в охапку. Но вода не хлынула, и в темный проем шеф ринулся сам, по собственной воле, и через мгновение там, внутри, зажегся свет. Точно как в лифте, подумал Валера, представляя теперь кабину с кнопками и шахту, вертикальную трубу, по которой можно подняться наверх. Куда именно и зачем вообще устраивать лифт под рекой, он подумать уже не успел, испугавшись, что дверь закроется и шеф уедет наверх без него, и скорей побежал следом.

Внутри почему-то было холодно. Прохлада была особая, подземная, какая бывает, когда в жаркий день спускаешься в подпол за огурцами, и он тут же почувствовал свой потный затылок и что рубашка у него под пиджаком прилипла к спине. И еще здесь было темнее, чем снаружи, причем свет был неприятный, голубоватый, так что Валера задержался у порога и вещи на пол ставить тоже до времени не стал, решил подождать, пока привыкнут глаза. Никакой это был не лифт и уж конечно не подпол, а скорее что-то вроде коридора. Недлинный тамбур, освещенный парой тусклых ламп в железной оплетке. И стояли вдоль стен какие-то стеллажи, пахло пылью; воздух был неживой и старый, как в заброшенном доме, и вообще было как-то очень ясно, что сюда давно уже никто не заходил.

А потом Валера проморгался наконец как следует и выронил зонт, потому что разглядел всё сразу: разложенные в два ряда черные армейские респираторы, полку с химическими фонарями и аптечными ящиками, целый шкаф одинаковых помповых ружей и самое жуткое — шеренгу желтых костюмов радиационной защиты с огромными застекленными головами, похожих на прибитых к стене космонавтов.

Окажись сейчас на Валерином месте двадцатишестилетний лейтенант, он бы сразу вспомнил три десятка компьютерных игр и примерно столько же фильмов. И упрятанный в стену склад только доказал бы ему, что он вскрыл призовой тайник и прошел уровень и что дальше поэтому все наконец повернется в лучшую сторону. Лейтенант, однако, в эту минуту находился в собственном страшном месте, а водителю Майбаха было шестьдесят два, и с 76-го по 78-й он служил в Казахстане, в радиационных войсках. Так что облегчения никакого не испытал, а, напротив, уверился окончательно, что ничего хорошего теперь впереди точно не будет, и впервые задался вопросом, увидит ли еще когда-нибудь жену и внучку.

Он оглянулся и посмотрел на длинную тяжелую машину, которую с трепетом и гордостью водил три с половиной года и которую привык считать убежищем, неуязвимым и безопасным, и ему остро захотелось шагнуть обратно, наружу. Взять и выйти отсюда и вернуться за руль. Просто вернуться, и всё.

Но пока он думал об этом, серая дверь зашипела и закрылась. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 15:51

Вода была теплая и пахла нагретой пластмассой, но все равно очень вкусная. Он и забыл, насколько вкусная бывает вода. Забыл про доктора и хозяйку сеттера, про злющую стерву из Мерседеса и даже про воздух, которого почти не осталось, и просто пил прямо из неудобной пятилитровой бутыли, захлебываясь и обливаясь, пока не затошнило. И только потом подумал, что все же, наверно, смотрели, как он пьет. Все видели — и доктор, и клетчатый Коля, и его заплаканная жена. Подбородок у лейтенанта был мокрый и рубашка спереди тоже была