Медвежатник - Евгений Сухов

Аристов опустился на самый краешек стула, так что при желании господин Ракитов мог бы его опрокинуть на пол, махнув ладонью.

— Нами установлено, что во всех случаях при ограблении банков орудует одна и та же банда.

— Этого вы мне могли бы и не говорить, — отмахнулся господин Ракитов. — Если это не так, тогда к чему этот спектакль с розами? Кстати, вы не узнали, откуда взялись эти цветочки? Наш медвежатник, представляется мне, большой романтик и весьма изысканная натура.

— Узнали, в Москве их нет даже в Ботаническом саду. Они выведены за границей, предположительно в Голландии или Германии. Но я допускаю, что они могут разводиться садоводом, неплохо знакомым с этим делом.

— Вы отрабатывали этот след?

— Разумеется. Нами были опрошены все самые известные цветочники Москвы и Санкт-Петербурга, но никто из них не знает человека, выращивающего подобные розы. Хотя, как утверждают специалисты, он настоящий профессионал. Скорее всего, он одиночка и не вступает в контакт ни с кем из специалистов. Если это все-таки произойдет, он тут же будет засвечен.

— Именно поэтому он и не выходит, — буркнул Ракитов. — Как только найдете обладателя этого прекрасного букета, так сразу отыщется и наш медвежатник. Что вы имеете еще?

Было заметно, что Ракитов нервничал, а потому без конца теребил лежащий на столе листок бумаги. Аристов опасался, что холеная начальственная ладонь безжалостно сомнет бумагу и запустит ее в лицо своего подчиненного. Тогда конец. А это значит, что впереди его ожидает суровый Туруханск, а то еще что-нибудь похуже. От одной этой мысли у Аристова похолодело внутри, как будто всамделишный мороз сумел пробрать его до самых костей.

— Мы едва не застали преступников в помещении, где должна была размещаться ювелирная лавка. Они ушли буквально перед нами.

Ракитов с интересом поднял голову:

— Обнаружили свидетелей?

— Да. Это дворник в соседнем доме. Он наш осведомитель. Так вот, он утверждает, что грабителей было трое. Один из них франтоватый малый с белой костяной тростью, и, судя по всему, он у них за главного. Дворник утверждал, что в руке он держал саквояж. Двое других одеты поплоше, явно помощники, в руках они держали мешки.

— Может быть, он заметил извозчика, экипаж?

Аристов отрицательно покачал головой:

— Мы его уже спрашивали об этом. Ничего определенного он сказать не сумел. Говорит, самая обычная волосатая рожа.

— Скверно! — объявил директор департамента.

В желудке неприятно заныло. Он так и не сумел сообразить, к какой части разговора относится его реплика. Неожиданно Аристова охватил почти животный ужас: а что, если сказанное относится к нему лично?

— Вы себя хорошо чувствуете на своем месте? — неожиданно поинтересовался Ракитов.

Положение было дрянным: скажи он «да», тогда придется отвечать по всей строгости; если он ответит «нет», тогда возникнет резонный вопрос: с какой такой стати генерал занимает не свое место? Самое разумное в подобной ситуации было промолчать, что Аристов и сделал, слегка пожав плечами.

— Так вот, чтобы у меня не возникало больше сомнений на сей счет, советую вам активизировать свою деятельность. Я сам был молодой… любил женщин. Но все это не должно идти в ущерб основному делу. А молодые вдовушки могут покоротать ноченьку и в одиночестве. — Директор департамента строго посмотрел на Аристова. — Вы меня хорошо поняли, Григорий Васильевич?

— Так точно.

— Вот и отлично. А теперь ступайте, — махнул ладонью Ракитов.

Аристов мгновенно поднялся и, молча поклонившись, вышел.

* * *

— Видите, какую неправду рассказывают про уголовную полицию, — с веселым смехом произнес Аристов. — Говорят о том, что у нас здесь избивают, держат в камерах, даже пытают. Вот скажите, милейший человек, — обратился он к заросшему щетиной мужчине лет тридцати пяти с пугливым взглядом, — по правде только, вас тронули хоть пальцем?

Мужчина на мгновение оторвался от миски с наваристыми щами и с чувством произнес:

— Ваше высокоблагородие, да как же можно… да меня в участке как родного приняли… Да меня мать родная так не привечала, как господин пристав.

Глядя на его патлатую голову, перепачканную физиономию, на ногти, под которыми собрался фунт грязи, трудно было поверить, что у него когда-то имелась предобрая матушка, которая с умилением подтирала у него под носом сопли. Скорее всего, у малого отродясь не существовало ни отца, ни матери и заговорил он о родне для красного словца.

— Вот и я о том же, — задушевно пропел Аристов. — А наговаривают на наше ведомство только те люди, которые незнакомы с методами нашей работы и кто не желает с нами дружить. Вы же не из таковых, уважаемый Алексей Ксенофонтович?

Мужчина громко отхлебнул с ложки и смачно зажевал попавшийся кусок мяса, отчего его прокопченное лицо покрылось морщинами удовольствия.

— Господин начальник, да я душу положу ради сыска.

Алексей Ксенофонтович Сиваков представлял из себя классический образец хитрованца. В драной одежде, которая наверняка была ровесницей египетских пирамид, в обувке, перетянутой обыкновенной металлической проволокой, он представлял из себя весьма колоритную личность и больше смахивал на африканского туземца, чем на представителя европейской расы. Его кожа уже многие месяцы не ведала мыла, и в этом он больше напоминал отшельника, давшего обет не мыться до тех пор, пока на землю не спадет Божья благодать.

Аристов мужественно сидел рядом и старался не замечать смрада, исходившего от его подопечного.

— Вот ты это и докажи!

Сиваков старательно отер рукавом рот и, торопливо крестясь, заверил:

— Истинный Бог, правду говорю! Да как же мне иначе-то быть, если вы по-людски! И накормили меня, и напоили, и добрым словом приветили, да я ради вас, господин начальник, в доску расшибусь!

Аристов незаметно сделал жест рукой, и тотчас в комнату внесли тарелку с жареной уткой.

— Из «Яра», знаете ли, — как бы между прочим заметил Аристов и продолжал чуть с пафосом: — А вот в доску расшибаться, уважаемый Алексей Ксенофонтович, не стоит, вы еще очень нужны России. А поэтому здоровье свое нужно будет поберечь.

Сиваков, ввиду важности момента, слегка оторвался от утицы, всем своим видом давая понять, что только на таких молодцах, как он, и держится матушка-Россия. А потом вновь, с еще большим рвением, принялся уплетать жаркое. Наверняка за всю свою жизнь он не едал более отменной пищи. Видно, оттого он взирал на прожаренную птицу, как на произведение искусства.

— Стараюсь, господин начальник, как говорится, чем могу, тем и помогу.

Алексей Ксенофонтович числился у Аристова тайным агентом с неприглядной кличкой Смердячий. Раз в неделю он встречался с ним на одной из конспиративных квартир в Москве и подробнейшим образом выспрашивал у него обо всем, что происходит на Хитровом рынке. Генерала интересовали храпы, возвращавшиеся с очередного разбоя; он внимательно изучал катраны, на которых делались немыслимые ставки, сравнимые разве что с карточными салонами, куда любят заявляться сибирские миллионеры.