Жизнь в балете. Семейные хроники Плисецких и Мессереров - Азарий Плисецкий

Асаф с Ириной Тихомирновой обосновались неподалеку, в доме № 15 по Тверской улице. С ними жил Миша Тихомирнов, сын Ирины от первого брака, которого Асаф усыновил. Он тоже пошел по материнским стопам и стал балетным танцовщиком, в 1990-х годах, выйдя на пенсию, даже организовал собственную школу, дав ей имя Ирины Тихомирновой.

Врожденная предрасположенность к преподаванию отличала Асафа от многих других замечательных танцовщиков. Еще не завершив танцевальную карьеру, он стал ведущим педагогом, и в репетиционный зал на его занятия ходили практически все солисты Большого театра: Уланова, Лепешинская, Васильев, Максимова, Лавровский… И, конечно, Майя, которая всегда говорила, что класс Асафа лечит ноги. У Асафа все движения рифмовались между собой, одно гармонично вытекало из другого. Он действительно настраивал мышечный аппарат каждого танцовщика таким образом, что после его класса можно было выдержать любые нагрузки. Так, наверное, скрипач настраивает свой инструмент. Это то, чего мне всегда хотелось достичь в моем классе. Построение класса Асафа Мессерера для меня — основа. Можно варьировать движения, но сама структура очень логична и неизменна. Сегодняшние педагоги, которые в бытность танцовщиками занимались в классе Асафа, продолжают его систему.

Асаф был мягким, приветливым и честным человеком; в Большом театре его очень любили и уважали, по-домашнему называли «Асяка»; он всегда был готов помочь каждому, кто в этом нуждался. Для поездки в Турцию в составе маленькой группы мне необходим был бравурный номер. На помощь пришел Асаф. Буквально за три дня он поставил для нас с Наташей Филипповой вальс Дунаевского с эффектными поддержками. Успех у вальса был замечательный. Я тут же отправил в Москву открытку, в которой просил маму передать Асафу, с каким восторгом публика принимала поставленный им номер.

Конечно, Асаф обожал Майю. С самого начала ее учебы в хореографической школе он прочил ей блестящее будущее. Сохранилось его письмо, датированное 1940 годом, которое мама привезла из Чимкента и бережно хранила всю жизнь. Асаф писал:

Майя отвечала своему дяде полной взаимностью. И в 1942 году писала в Свердловск, куда мама вместе со мной и Аликом уехала в эвакуацию:

В 1984 году не стало Ирины Тихомирновой. Она не сумела побороть онкологию. Чтобы как-то отрешиться от горьких мыслей, Асаф взялся за переиздание своей книги «Танец. Мысль. Время». И, конечно, продолжал давать ежедневные классы. Всякий раз, спускаясь по Тверской к Большому театру, он непременно заходил к нам. Мама поила его чаем, расспрашивала о работе… Я очень любил заставать Асафа у нас.

Он с большой любовью продолжал относиться к Анели. В последние годы часто навещал ее, чтобы вместе пообедать. Она готовила его любимые блюда, красиво сервировала стол… После обеда Асаф Михайлович подолгу сидел в уютной гостиной их бывшей общей квартиры, разговаривал, иногда напевал мотивы из балетных спектаклей, рассказывал о своих поездках за рубеж…

Асафа не стало в 1992 году. Анель пережила его на десять лет.

Благодаря ремонту, который мы как-то затеяли в своей квартире, удалось совершенно случайно обнаружить на книжной полке давно потерянную книжку Бориса Житкова «Что я видел», впервые опубликованную в 1939 году. На форзаце красуется дарственная надпись: «Почти самому младшему братику от Бори. 1843 год». Боря ошибся на целых сто лет, чем очень насмешил всех. Пожалуй, это самый первый автограф в жизни знаменитого ныне театрального художника Бориса Мессерера, моего двоюродного брата.

Боря в детстве главным образом дружил, конечно же, с моим старшим братом Аликом, с которым была небольшая разница в возрасте — всего два года. Я был гораздо младше, и, разумеется, старшие меня в свою компанию не принимали. Однако я всюду упорно таскался за ними.

Прекрасно помню, как к Новому, 1943 году Борис у себя дома собирал друзей. Алик, понятное дело, был приглашен. Нас же вместе с Наумом Мессерером, другим моим кузеном, как самых маленьких, оставили дома. Помаявшись некоторое время в четырех стенах, мы с Номой пришли к выводу, что праздник без нас не удастся. Поэтому собрались, как смогли, и без приглашения отправились к Борису, благо идти было недалеко. Конечно, Анель Алексеевна, мама Бориса, очень удивилась, увидев нас на пороге. Но, несмотря на не самый праздничный вид непрошеных гостей, за дверь не выставила и провела в комнату. Тогда-то я и получил в подарок от Бори книгу Житкова, которая стала моей настольной.

Борис для меня был непререкаемым авторитетом. Мне нравились в нем раскрепощенность и независимость, нестандартность суждений по любому поводу. Словом, с малолетства он формировался как очень заметная и яркая личность.

Каждое лето мы проводили вместе на Оке, в Доме отдыха «Поленово». Там беспрерывно устраивались всевозможные праздники, капустники и состязания… Однажды организовали заплыв наперегонки с призовым фондом в виде стакана водки. Стакан поставили на стол, а сам стол вынесли на мелководье. Кто первый доплывет до стола — выпивает водку. Дали старт. Борис, которому тогда исполнилось четырнадцать лет, очень здорово плавал кролем. Он-то и одержал победу. Первым приплыл к финишу, взобрался на стол, схватил стакан и, разом опрокинув в себя содержимое, свалился в воду. Я страшно гордился им.

Борис славился как безоговорочный король светской Москвы. Его огромная мастерская в мансарде знаменитого дома на Поварской стала культовым местом для московской богемы. Поэты, артисты, художники… все считали за честь посетить эту мастерскую. Мне часто доводилось бывать у него, и кого только я там не встречал! Например, Володю Высоцкого и Марину Влади. В тот вечер я записал на кассетный магнитофон, как пела Марина вместе со своей сестрой Одиль Версуа старинные русские романсы, как пел Володя… Позднее эту кассету я взял с собой на Кубу, и Лойпа, которая понятия не имела о ценности записи, случайно ее стерла. До сих пор корю себя, что не уследил.