Повелительница грозы - Илона Волынская

Андрей повернулся к зеркалу. Царапины на лице прихватились аккуратной коричневой корочкой – будто им было не меньше недели.

– Что с тобой, Андрей? Ты… какой-то другой! Будто не наш сын! – тихо и испуганно пролепетала мама.

Андрей очень хотел сказать, что он уезжает, как раз чтоб стать таким, как раньше, – но понимал: загадочными фразами от матери не отделаешься. Он шагнул к двери…

– Не пущу! – Раскинув руки крестом, мать метнулась между ним и дверью. – Что стал столбом, держи его! – крикнула она отцу.

Объяснить – невозможно, остаться – тоже. Если он заставит Ирку освободить его от той дряни, что она притащила в его жизнь, он извинится тысячу раз и помирится с родителями…

Андрей ухватил маму за талию и поднял с легкостью, с какой поднимал чашку чая. Крутанулся на месте и сунул мать отцу в руки! Тот невольно попытался ее подхватить и не удержал. Оба завалились на пол.

Андрей кинулся на помощь. Замер. И снова бросился к двери.

– Стой! Остановись сейчас же! – крикнул отец, барахтаясь под придавившей его мамой.

Не оглядываясь, Андрей дернул дверь. Замок жалобно крякнул… и створка распахнулась.

– Извините! – только и смог крикнуть Андрей, глядя на перекрученную, как пластинка жвачки, металлическую полоску замка. И со всех ног ринулся вниз по лестнице.

Ему надо скорее, скорее к Ирке! Хотя бы потому, что он поднял на вытянутых руках свою полную маму. И выломал замок. И… он знал заранее, что сможет это сделать!

Андрей почти скатился по ведущей в подземный гараж лестнице.

На приписанном к их квартире месте, между отцовским «Порше» и Андреевой скромненькой «Ладой», беспокойно приплясывал могучий гнедой конь.

Завидев Андрея, он тихонько заржал и шагнул навстречу.

– Нет! Стой на месте! Место, я сказал! – гаркнул Андрей.

Конь явно обиделся… но покорно попятился обратно.

Бочком, бочком Андрей протиснулся мимо него и торопливо нырнул за руль.

«Лада» вырулила из гаража. Андрей вел машину, на коленях у него лежал пакет с Иркиной курткой, словно он боялся отпустить его хоть на минуту. Пусть забирает свои вещи и убирается из его жизни, ведьма проклятая! И всяких змей и утопленников прихватывает с собой. Он покосился в заднее стекло… И лошадей тоже!

– Ну и довго вы його так трыматы будете? – поинтересовалась бабка, без всякого стеснения тыча Федьку в живот половником. Несчастный вздрогнул – живот с недавних пор был у него больным местом – и мученически закатил глаза. Ничего больше он сделать не мог – стягивающие его ремни не позволяли шевелиться.

– А пока не разберемся, с какого перепугу он с катушек съехал, – лениво развалившись на стуле, сообщил Вук. – Вы, мадам, половничек-то, которым Федьку тыкать изволили, про всякий случай сполосните – неизвестно еще, вдруг оно заразное!

Бабка немного подумала – и обдала половник кипятком из чайника. Федька в ответ только тяжко вздохнул. Вел он себя вполне нормально – из пут не рвался, на начальство и сотоварищей смотрел виновато, на Ирку – еще виноватее, на бабку не решался глядеть вообще – от одного вида ее насупленных бровей перед глазами сразу вставал призрак порубленной черешни.

Кроме обычной компании богатырей присутствовали Танька и Богдан. Эти примчались, когда еще не рассвело, как всегда, почуяв неладное. Ирка не знала, как ребята объяснялись с родителями по поводу раннего подъема, но ровно в шесть утра они столкнулись у их калитки. Не глядя, Богдан открыл ее, пропуская Таньку вперед. Точно так же глядя только перед собой, Танька вплыла в калитку – будто ту распахнул ветер. Теперь эти двое, насупившись, сидели на разных концах стола и нагоняли тоску на окружающих. Хорошо хоть Дину бабка звать не стала! Видно, решила, что ужина с жилички достаточно, приглашать ее на завтрак, да еще такой ранний, – это уже чересчур. «Опять же, неизвестно, сколько та Дина вареников сожрет», – мысленно хихикнула Ирка.

Мало Таньки с Богданом, Еруслан тоже сидит нахохлившись и с раскаянием поглядывает на Федьку. Словно себя винит в его неожиданном ночном безумии. Невозмутимость сохраняли только весьма вовремя явившиеся ночью «близнецы», бабка и кот. Тот на правах пострадавшего в ночной баталии возлежал у Ирки на коленях, страдальчески вздыхал и время от времени теребил хозяйку лапой за штанину, требуя свою порцию вкусного.

Продезинфицированным половником бабка наваливала в миску одурительно пахнущие вареники из кастрюли, приговаривая:

– Варенички-мученички, бока вам сыром набивали, маслом заливали, в кипятке варили – щоб добри люды сыты были! Усим на гарну Масляну, та на Велесов день, на захист та порятунок, щасливе життя та добре здоровья! – И бабка с поклоном водрузила пузатую, курящуюся паром миску на стол.

Прежде чем Ирка успела хоть охнуть, ленивый, по-кошачьи вальяжный Вук подорвался со стула, как катапультой подброшенный, и склонился в ответ:

– А ласковой хозяйке щирое спасибо та низкий поклон! – И звучало это у него как нечто привычное, само собой разумеющееся – вроде пароля и отзыва.

Бабка окинула его долгим взглядом и вздернула бровь. Лицо ее выглядело непривычно, словно маленькими пронзительными бабкиными глазками сейчас смотрела совсем другая женщина: умная, насмешливая, ироничная…

– Надо же… Помнят еще… – сказала она, и голос ее тоже оказался непривычный, глубокий и чистый, как колокол.

Ирка изумленно уставилась на бабку… Та торопливо всплеснула руками и засуетилась.

– Ой, та що ж вы таке говорите, пане Вук, я аж стесняюся! – Она демонстративно завертела попой, раскачивая подол юбки, – наглядно изобразила, как сильно стесняется. – Та сидайте ж скорише, я вам за те спасибо вдвое больше вареничков навалю!

– Как говорится: спасибо – много, а «червонец» – в самый раз! Евров, конечно! – отпустил очередную дурацкую шуточку Вук, сам захохотал и нацелился вилкой в вареники.

Ирка вздохнула с облегчением – вроде все как всегда. Эхом отозвался новый тяжкий Федькин вздох – связанный богатырь голодными глазами пожирал вареники. Молчаливо сочувствующий ему Еруслан наколол один на вилку – мгновенно повеселевший Федька заглотил его целиком, не обращая внимания на падающие на подбородок капли сметаны.

– А може, його краще не кормить – вдруг вин сил набереться та знов всех крошить пойдет? – окуная свой вареник в сметану, опасливо предположил дядька Мыкола.

– Во-во! – невнятно поддержал его Вук – щеки распирали засунутые в рот вареники. – Не кормить – это правильно, нам больше достанется!

Федька принялся торопливо жевать – пока не отобрали.

– Точно ничего не помнишь? – подозрительно косясь на Федьку, спросил Вук.

Тоскливо поглядывая на вареники, тот отрицательно покрутил головой.

– Вчистую, как отрезало! Помню, это… – Федька засмущался – не как бабка, а по-настоящему. – Ну… В общем… Розочки… Букет, – выдохнул он едва слышным шепотом. – Я купил… Для Дины. – Слова выходили из горла с трудом, видно было, что Федька заставляет себя рассказывать – если бы не чувство долга, молчал бы, как партизан на допросе. – Она… она обрадовалась! Мы с ней… Она меня… – Он мучительно, до слез покраснел и умолк, уткнувшись взглядом в столешницу.