Обаятельный плут - Мэри Джо Патни

— Интересная метафора, — тихо сказала Макси, — но она не соответствует действительности. Может быть, вы и забыли путь к своей душе, но душу нельзя потерять, продать или подарить.

Робин мрачно усмехнулся.

— Вы в этом уверены?

— Убеждена. — Макси взяла его за руку, и ужас немного отступил. — Если бы у вас не было души, вы не испытывали бы таких душевных страданий, такого чувства вины. Насколько мне известно, закоренелые негодяи спокойно спят по ночам.

— В таком случае я святой, — устало проговорил Робин.

— Вы как-то сказали, что Мэгги была вашей сообщницей. Тогда я вас не поняла. Она что, тоже занималась шпионажем?

— Да. Ее отца растерзала толпа французов. Я помог ей спастись. В Англию ей возвращаться не было смысла, и мы стали партнерами. Я много путешествовал по Европе, но дом был там, где была Мэгги. Чаще всего в Париже.

— Соратники и любовники, — тихо сказала Макси. — Все, очевидно, держалось на ней. Когда она от вас ушла, вы почувствовали, что больше не можете Робин кивнул.

— Да, пока мы были вместе, я справлялся со своими демонами. После ее ухода они начали меня одолевать. Как вы об этом догадались?

— Женская интуиция, — сухо отозвалась Макси. — Надо полагать, что вы нанимались дворецким или лакеем для того, чтобы собирать нужные сведения?

— Совершенно верно. Слуг обычно не замечают. Лакей или конюх знает обо всем, что происходит в доме.

Макси натянула на них обоих одеяло. Робин этому обрадовался — только сейчас он почувствовал, что страшно озяб. Но тепло шло не столько от одеяла, сколько от Макси. И не только тепло, а нежность и здравомыслие. Прикосновение ее мягкой груди, едва прикрытой тонкой рубашкой, ласковое поглаживание ее рук — все действовало на него успокаивающе.

— До меня только сейчас дошло, что большинство невероятных историй, которые вы мне рассказывали, вовсе не были выдумками. Вы действительно сидели в тюрьме в Константинополе и спаслись оттуда вместе с китайским моряком?

— Святая истина, — с еле заметной улыбкой ответил Робин. — Ли Кван научил меня замечательным приемам рукопашного боя, которые неоднократно спасали мне жизнь. Совместными усилиями мы сумели сбежать из этого проклятого места.

— А то, что вы рассказывали про отступление Наполеона из Москвы?

Робин словно подавился и опять стал трястись, как будто на него дохнул морозный зимний ветер. Макси крепче обняла его.

— Я могу понять, почему эти воспоминания причиняют вам такую боль. Но ведь ваш труд наверняка помог Англии, может быть, даже способствовал спасению многих жизней — хотя бы тем, что привел войну к быстрейшему завершению.

— Может быть, но в общем-то ничего особенного я не совершил. Пиком моей сомнительной карьеры было открытие, что Наполеон собирается напасть на Россию. А сделал я это нехитрое умозаключение на основании того, что обнаружил у него в библиотеке множество книг по географии России.

Макси беззвучно присвистнула.

— Умозаключение это, может быть, и нехитрое, но как вы попали в библиотеку императора?

— Лучше вам этого не знать.

Макси пригладила его влажные от пота волосы. В уголках его глаз собрались морщины. Впервые Робин не выглядел моложе своих лет — даже старше.

— Но ведь шла война, — с состраданием сказала Макси. — Конечно, ужасно, когда надо убивать, чтобы проникнуть в библиотеку, но, по сути дела, это не так сильно отличается от того, чтобы застрелить врага на поле боя.

— Здесь пришлось не убивать, а обольщать, — сказал Робин с отвращением к самому себе. — Я обольстил камеристку — некрасивую застенчивую девушку. Ее звали Жанна. Эта славная девушка была мне очень благодарна за внимание. Я притворился лояльным французским солдатом, который залечивает раны и которому ужасно хочется увидеть комнату, в которой работает его возлюбленный император. Мне не стоило большого труда уговорить Жанну показать мне библиотеку. — Пальцы Робина судорожно сжались вокруг руки Макси. — Мне было отвратительно использовать женщин, извращать самое прекрасное, что должно быть в отношениях между мужчиной и женщиной. Но все равно мне приходилось это делать. Приходилось — будь все проклято! От этого никуда не денешься.

— Некоторые мужчины совращают женщин просто для развлечения. У вас, по крайней мере, в этом была насущная необходимость, — тихо сказала Макси. — А Жанна узнала, что вы ее использовали для своих целей?

— Нет. Я сказал ей, что мой полк посылают в Австрию, и расстался с ней самым нежным образом. Она… она плакала и говорила, что будет молиться за меня. Я до сих пор вижу ее лицо… — Голос Робина сорвался.

Макси было жаль славную некрасивую Жанну и еще больше жаль Робина, которому пришлось нарушить свой кодекс чести. Но все же в этой истории было и хорошее.

— Пусть Жанна плакала, расставаясь с вами, но я уверена, что она обрела веру в свою женскую привлекательность, раз ею заинтересовался такой мужчина, как вы.

Робин хотел что-то сказать, но она положила палец ему на губы.

— Не надо мне говорить, что вы совершили предательство, я с этим не спорю. Но вы дали ей и счастье и позволили сохранить чувство самоуважения, а ведь это вы не были обязаны делать.

— Допустим, что я не проявлял бессмысленной жестокости, однако это не оправдывает моих проступков.. Макси попыталась поставить себя на его место.

— Шпиону, наверное, лучше не иметь моральных устоев. Человеку порядочному заниматься шпионажем, очевидно, невыносимо. Как вам удалось выдержать столько лет?

— Я старался отстраниться от своих самых страшных дел, притворялся, что их совершил кто-то другой. Долгое время мне удавалось не думать о них. Но когда кончилась война и мне больше не надо было рисковать жизнью, эта ограда стала рушиться.

— Отсюда и кошмары?

— Да.

Макси нежно гладила его по спине, вспоминая тот вечер, когда она пыталась научить его слушать ветер. Она опять ощущала, что в его характере сплетены в клубок разные нити, но теперь она понимала, что многие из них ссучены из боли. Его дух чересчур хрупок. Может быть, он не потерял душу, но на грани душевной катастрофы. Как странно думать, что под его смехом все время скрывался этот леденящий мрак.

Макси чувствовала себя обессиленной. Не так-то легко сопереживать страдающему человеку. Пожалуй, не надо больше ни о чем его расспрашивать. К утру Робин восстановит стену, которая до сих пор защищала его от безумия, и станет таким же внешне беспечным, как всегда.

Мать говорила Макси, что сны надо обсуждать, а кошмары выпускать на волю. Чтобы Робин восстановил свою цельность, нужно осветить мрачные глубины его души целебным светом.

Макси чувствовала себя беспомощной. Она не может помочь Робину, ему нужен кто-то сильнее и мудрее ее. Но у него есть только она. Пытаясь докопаться до корней его беды, она только причинит лишнюю боль и ему и себе. Но надо попытаться спасти его рассудок, даже если он потом станет ее презирать.